Красноцветов вернется.
Сыграет свадьбу. И тихо скончается в положенный срок, дабы не затруднять хороших людей своим убийством. Инга же, поплакав, примет предложение руки и сердца, а после скромно отойдет в тень, оставивши свое наследство Белову.
Обойдется.
Она размяла пальцами переносицу. И закрыла глаза, расслабилась, ощущая, как напряжение покидает тело. А ведь она в положении, волноваться нельзя… и может, действительно погодить?
Всего один звонок, и Белов вернется.
С радостью.
Ляжет на коврике у двери верным ревнивым псом. Красноцветов же…
…беременность на сроках столь ранних — огромный риск. Её ныне не всякий целитель установит, не говоря уже о том, что прерваться она способна в любой момент.
Инга накрыла живот ладонью.
Матушка, конечно, утверждала, что это не касается их рода, однако… сомнения, сомнения и одни лишь сомнения. Ей бы времени. Немного. Всего пару недель. Но что-то подсказывало, что нет у Инги этих недель, что спешить нужно, пока Красноцветов не совершил какую-нибудь глупость, которая возьмет и поломает Инге все планы.
Она прислушалась к себе.
Все… в порядке. Пока.
Склянка с зельем была на месте. Инга не без труда вытащила пробку, принюхалась и скривилась. Вот почему эта дрянь, мало что на вкус противна, так еще и воняет?
Запах показался резче обычного.
Нет, для токсикоза тоже рановато, но, кажется, изменения в теле её начались, и это хорошо.
Три капли в стакан.
И залить минеральной водой. Цвет та меняла медленно, и наблюдая за этими переменами, Инга успокаивалась. Мужчины… с ними сложно… но пока мир принадлежит им, приходится подстраиваться.
Она выпила зелье одним глотком и зажмурилась, пережидая волну то ли холода, то ли жара.
Надо.
Терпение.
Потом вытащила из нижнего ящика стола жестянку монпансье. Хоть как-то да перебьет гадостный вкус во рту. И затем только подвинула к себе старинный черный аппарат.
Глянцевые бока его сияли, оправленный в серебро рог возлежал на подставке, а диск из мамонтовой кости поворачивался с характерным треском. В детстве Инге очень нравилось слушать его. И теперь она окончательно успокоилась.
Трубку на той стороне взяли не сразу. Инга успела сосчитать до десяти. И от десяти.
— Бабушка, — сказала она с легкою улыбкой, представляя ту, которую была действительно рада слышать. — Я соскучилась…
— Я тоже, дорогая, — бабушкин голос был мягким, теплым, и Инга зажмурилась.
…ах, почему отец не позволил ей остаться? Выдернул, вырвал… будто бы она ему нужна была. Нужна, конечно, чтобы маму наказать. Он и наказал. Всех.
Ничего.
Инга сочтется. За все.