— Ты! — сказала она.
— Я, — честно призналась я, подхвативши сковородку. На ней я лук жарила, а потому была сковородка несколько жирною, а еще приятно увесистой. Я-то, конечно, нападать не собиралась, но что-то вот подсказывало, что разговор у нас пойдет совсем даже не мирный.
— Как ты мне надоела! — Верещагина закатила глаза.
И я тоже посмотрела.
Тент. Обыкновенный. Поставили его остов от палатки, правда, неполный, а потому тент поднимался с одной стороны, оставляя три других открытыми. Привязывали его хорошо, да и остов крепили с душой, но все одно конструкция в целом получилась донельзя хлипкою.
Говоря по правде, без этакой защиты я себя спокойнее чувствовала.
— Ты, — Верещагина, осознав, что зритель ныне пошел на диво неблагодарный и к тонким намекам не восприимчивый, вытянула руку и пальцем в меня тыкнула. А еще дворянка, называется! — Убирайся!
— Сейчас посуду помою и уберусь, — я решила быть миролюбивой.
— Немедленно!
— Сама посуду помоешь?
Она ножкой топнула.
— Насовсем!
— То есть, ты передумала и готовить тоже сама будешь? — почему-то происходящее начало доставлять мне удовольствие. Ишь, вспыхнула. А я, между прочим, серьезно. Уйти-то не сложно, но кто всех завтраком кормить станет?
Это я и спросила.
— Найдется кому! — на щеках Оленьки вспыхнули алые пятна. — А ты… ты…
— Я?
Она сделала шаг и едва не упала, споткнувшись о котел. Котел, к слову, явно предназначался для экспедиций куда больших, чем нынешняя, ибо вмещал в себя литров этак двадцать. Но притом внешний вид его свидетельствовал о жизни непростой, полной испытаний и невзгод. Я понятия не имею, зачем его Важен приволок. А поймать треклятого ирбиса, чтобы уволок обратно, не выходило.
На ужине он присутствовал, а после взял и исчез, будто не бывало.
Оленька брезгливо скривилась и отступила. А после тряхнула копной светлых волос и иным, куда более спокойным, тоном произнесла:
— Ты ведь не такая дура… Маруся, верно? На редкость плебейское имя, но тебе подходит… Маруся из деревни Лопушки…
А вот это уже обидно.
— С другой стороны, конечно, печально осознавать, что у тебя-то и выбора не было. Не мы решаем, где и кем родиться. Знать, крепко нагрешила душа твоя, — губы Оленьки дрогнули. — Но ты ведь знаешь, что судьбу свою следует принимать со смирением. Кому-то блистать, кому-то…
Взгляд её скользнул по кухне.
— …котлы чистить. Или надеешься, что будет, как в сказке?
— В какой? — что-то веселья поубавилось. Я покрепче стиснула рукоять сковородки.
— В любой… прекрасный принц женится на простушке и делает её принцессой. Но сказки, дорогая, это лишь сказки. Даже если на тебе вдруг принц женится, то принцессой тебе не быть. Ты так и останешься Марусей из деревни Лопушки.