– Да, собирается.
И они зашли в первый попавшийся ресторан. Официант проводил их к столику, и когда они остались наедине, Уолтер, подмигнув Виктории, произнёс:
– А по нашем возвращении я планирую нечто чрезвычайно важное.
– И что же?
– Секрет, но тебе обязательно понравится, – улыбнулся детектив.
Если бы он только тогда знал, что любые планы человека – это лишь его близорукое видение собственного будущего…
Следующее утро выдалось таким же прохладным и пасмурным, как и предыдущее. Солнце по-прежнему пряталось за облаками, лениво ползущими по небосводу. Воздух хмурился, пахло надвигающейся грозой. Ветер гулял по промозглым улицам и проспектам города, гудел и свистел в пустых закутках и шумел в ветвях деревьев. Птицы шумели. Транспорт шумел. Люди шумели.
В порту тоже стоял шум. Бранились сухопарые грузчики, разгружавшие торговые суда. Ревели малые дети, которые хотели есть и пить. Скандалили женщины, уставшие от своих ревущих детей. Скрипели груженные бочками и ящиками телеги. Ржали лошади. Тарахтели тяжёлые грузовики, без конца сигналившие, чтобы их пропустили. Горланили и колобродили подвыпившие мужчины. И все куда-то спешили и торопились, из-за чего образовывалась давка. И люди пуще прежнего роптали и негодовали.
Уолтер и Виктория уже находились на пароходе. Вместе с ними отправиться в рейс на этом небольшом судне собирались ещё три человека. Первый: мужчина, гладковыбритый, темноволосый, нарочито дорого одетый, на вид тридцати-тридцати пяти лет. Лицо его выражало решительность и строгость. Держался он легко и непринуждённо и на окружающий мир смотрел как будто бы свысока. Одним словом, напыщенный щёголь – именно так подумал о нём детектив.
Мужчина плыл не один – рядом с ним находился худосочный старик, седой и сгорбленный. Он лениво озирался по сторонам, не замечая никого и ничего вокруг себя. В его взгляде легко читалась мрачная безнадёга. В целом старик производил впечатление человека, уставшего от своего ума, чувств и мыслей, уставшего от мира и от собственной жизни. И, казалось, один лишь инстинкт самосохранения удерживает несчастного в теле, давно пришедшем в негодность.
Третьим пассажиром оказался грузный человек, державшийся особняком. Он стоял у фальшборта и смотрел вниз, одной рукой похлопывая себя по вздутому животу, а второй беспокойно трогая пенсне, словно пытаясь что-то разглядеть в морской пучине. Но в воде ничего не было. Уолтер самолично перегнулся через фальшборт, чтобы проверить это. Грузный господин, не имея каких-то отдельных физических изъянов, сам целиком и полностью являлся сплошным изъяном. Одутловат и отёчен, неуклюж и тяжеловесен, он походил на огромного моллюска. Его страшно распухшее лицо выглядело так, точно принадлежало утопленнику, пролежавшему долгое время в воде. Одежда его, в отличие от одежды прочих пассажиров, не отличалась опрятностью, и могло даже сложиться впечатление, что он провёл не одну ночь в чистом поле под хмурым небом прежде, чем погрузился на судно. В общем, Уолтеру стало как-то не по себе от вида этого господина, и он, наморщив лоб, отвернулся.