Они продолжали идти в тишине, пока, в конце концов, Хендриксон не пробормотал: — Тот, кто уничтожает одну жизнь, уничтожает весь мир, а тот, кто спасает одну жизнь, считается спасшим весь мир …
— Что, черт возьми, это должно означать? — спросила она.
— Разве не поэтому ты хочешь усыновить ребенка?
— Никогда не думал, что услышу, как ты цитируешь Священное Писание.
Хендриксон пожал плечами. — Я слышал, как Трент Уискарвер однажды сказал это. Хотя я не думаю, что он в это поверил. А ты знаешь?
Они подошли к той части ее забора, которая нуждалась в починке. Вместо ответа Хант наклонилась и взяла в руки одну из тяжелых балок. Она подняла его изо всех сил, резко выдохнув, когда вставила его конец в стойку. Это продержится, по крайней мере временно, до тех пор, пока она не сможет сделать постоянное исправление. Она проделала это снова с другим концом балки. Затем она вытерла грязные руки о джинсы спереди. — Я уже начала процесс усыновления, — сказала она как ни в чем не бывало. — Я не спрашиваю твоего мнения. Я всего лишь прошу вашей помощи. Они требуют рекомендательных писем. Ты герой войны; одно твое слово может что-то значить.
Хендриксон не ответил. Они закончили свою прогулку, поужинали, и на следующее утро он уехал. Прошла неделя, месяц, потом еще несколько. Она починила забор на своей территории. Она перестроила дом на ранчо, превратив свой кабинет в детскую. Ее заявление об удочерении продолжало проходить медленный бюрократический процесс. Она предоставила банковские выписки. Она подчинилась интервью, посещениям на дому. Она знала, что шансы были против нее. Она была одинокой женщиной старше пятидесяти лет — или "в преклонном возрасте, — как выразился Департамент по делам детей, молодежи и семей штата Нью-Мексико. Но ничто из этого не дисквалифицировало бы ее. Она боялась, что ее дисквалифицирует то, что произошло в открытом океане три года назад. Доверит ли ее правительство ей взращивать одну-единственную жизнь после того, как доверило ей погубить стольких людей? Она не знала.
Затем, совершенно неожиданно, по почте пришло запечатанное письмо. Ей не нужно было его открывать. Хант понимала, что Хендриксон сделал для нее. Она направила это письмо в орган по усыновлению. Процесс продолжался. Шаг за шагом она прошла через это, превратив себя в будущую мать и превратив свое изолированное ранчо в подходящий дом. Социальный работник, назначенный к ее делу, серьезный чиновник, который казался невосприимчивым к болтовне и носил скромное золотое распятие поверх водолазки, напомнил Ханту коммандера Джейн Моррис, которая напомнила ей