– Представляешь, я твое письмо только сегодня увидел, случайно. Хозяйка под дверь сунула, а сама ничего не сказала. Две недели пролежало. Вижу-то я плохо, очки старые, им двадцать лет. Читать почти невозможно. Подметал пол веником, гляжу – что это?
Не сразу попав ключом в замок – тряслась рука, Клобуков открыл дверь, включил в коридоре свет.
Иннокентий Иванович не отвернулся от него! Простил!
– …Подпись и адрес кое-как разобрал, потому что крупно написано, а сверху всё мелко, не сумел, – радостно шамкал Бах, – но это ничего, ты сейчас сам мне расскажешь, как у тебя дела, как ты жил. Вот ведь какой драгоценный мне подарок от Господа!
Сердце сжалось. Помилование отменялось. Будет казнь. Прямо сейчас. Ужасная.
Кажется, Санин что-то понял – он смотрел на исказившееся лицо хозяина квартиры прищурившись.
– Вы меня не представляйте. Я пойду, не буду мешать. Только возьму узелок.
– Да-да, сейчас…
Антон Маркович сходил в комнату, вернулся – и вдруг подумал: такие казни должны быть публичными. И свидетель какой надо.
– Не хотите, чтобы я вас знакомил – не буду. Но прошу вас остаться, – сказал он твердым голосом. – Это в продолжение нашего разговора о преступлении и наказании. Мне важно, чтобы вы послушали. Именно вы.
– Антошенька, – попросил Бах, – ты не дашь мне чаю? Продрог я на лестнице, у вас там не топят. И еще ужасно есть хочется. Просто хлеба, мякиш. Жевать-то мне нечем.
Пусть хоть съест что-нибудь, а то ведь потом откажется, подумал Клобуков.
Пригласил обоих в комнату. Нагрел чайник, принес хлеб, плавленый сыр «Новый» – больше ничего мягкого не было.
Еле дождался, чтобы Иннокентий Иванович, аккуратно отрезав и отложив корочку, намазал ломтик хлеба.
Санин ни к еде, ни к чаю не прикоснулся. Смотрел выжидающе.
– Иннокентий Иванович, мое письмо с вами? Давайте я просто его прочту.
Это будет легче, чем блеять, подбирая слова.
– Конечно. Вот оно.
Покашляв, Антон Маркович стал читать.
Бах приложил ладонь к уху – кажется, стал еще и глуховат. По выражению лица было неясно, понимает ли он смысл признания. Санин-то всё сразу ухватил. Опустил глаза, подбородок будто окаменел.
Вряд ли чтение длилось дольше минуты, но Клобукову показалось, что целую вечность.
Замолчал. Смотреть на Иннокентия Ивановича сил не было.
Поднялся Санин.
– Ну вот что, вы тут разбирайтесь без меня. Пойду… Только вот что я вам скажу. – Он обращался к Баху. – Вы обязательно новые очки закажите и зубы вставьте. Без зубов не жизнь. Денег я дам, у меня много.
Он взялся за узелок, но Клобуков вскинулся:
– Не нужно! Я сам, сам! Если, конечно…