– Сколько? – спросил Санин, подумав, что с женщиной можно договориться напрямую. Приплатить, чтоб на время куда-нибудь отселилась.
Биксовоз (получалось, что именно такова специальность вокзального шустрилы) шмыгнул носом.
– Мне сотку за знакомство и полтос за доставку – я тебя отвезу. И потом ей по две сотки в день, мне по сотке.
Санин ожидал, что он затребует дороже. Даже удивился.
– Идет. А далеко это?
– Не, в Сокольниках.
Как только Санин сел в машину, водитель вдруг посерьезнел. Больше не ухмылялся, не балагурил, нервно подергивал ноздрей. Переживает, что дешево запросил, подумал Санин.
Уже совсем стемнело. За Мелькомбинатом фонари горели тускло, через один. Дома стали грязными и кривыми, по большей части двухэтажными и одноэтажными. Такси свернуло в немощеный двор, заныряло по ухабам, из-под колес летела жидкая грязь.
– Вон там она, Нелька, жительствует, – показал шофер на два крайних окна в дощатом бараке. – Не «Метрополь», конечно. Нужник вишь во дворе. Зато свое крылечко, как заказывал.
Сойдет, решил Санин, посмотрев вокруг. Двор незамкнутый, без забора – это плюс. Если что, дуй в любую сторону.
– Пойдем, познакомлю. Баба коровистая, есть за что подержаться, тебе понравится.
Поднялись на скрипучее крылечко. Дверь чубатый открыл своим ключом. Крикнул:
– Нелечка, это я! С клиентом!
На лагерном жаргоне «клиент» – слово обидное, обозначающее самую нижнюю, парийную категорию зеков, которые спят в холодном углу, под нарами. Если так назовут – надо сразу бить в рыло.
Стало ясно, что шофер только косит под блатного. «Хаза», «кича», а сам никогда не сидел.
– Проходь вперед, не жмись, – подбодрил провожатый. – Нелька не загрызет. А хошь – погрызет, но это за отдельную плату.
Реготнул, но взгляд напряженный. Надо было Санину приметить это, насторожиться, но расслабился он за последние недели, на гражданке, притупил бдительность.
Вошел в комнату, тесно заставленную мебелью. Всюду расшитые салфеточки, полотенчики, подушечки. Полная женщина в пестром китайском халате отложила шитье и иголку, встала. Поправила крашенные в желтый цвет волосы, растянула красные губы.
– Нелли. А вас как?
Раздвинула халат пошире. Под ним было голое тело, в вырезе колыхнулись большие груди.
Санин вдруг подумал: почему, собственно, нет? Женщины у него не было с довоенного времени. Он был уверен, что никогда больше и не будет. Забыл, как это – обнимать теплое, мягкое, податливое.
Успел сделать три шага.
Сзади скрипнула половица, на темя обрушился удар. Вмазали кастетом, со всего маху. Любому другому раскроили бы череп, но у Санина были исключительно крепкие кости. Его били много, в том числе кастетом, не раз и убивали, а он всё жил. Не умер и теперь, даже сознания не потерял. Только удивился, почему так близко перед глазами доски пола, покачиваются, словно на волнах.