Вы намного старше остальных, вам очень трудно. Изо всех сил вы пытаетесь не отстать. Подскальзываетесь на обледеневшем насте, летите кубарем в яму. Сильная боль в голени. Хруст. Будучи врачом, вы сразу понимаете, что сломана малоберцовая кость.
«Как глупо, – проклинаете себя вы. – Лучше уж было утонуть с самолетом. По крайней мере быстро».
– Я сломал ногу, – говорите вы товарищам сквозь зубы. – Со мной всё. Идите, идите. Не теряйте времени. Скоро начнет темнеть.
Летчик разражается матерной тирадой. Чешет затылок. Спускается.
– Ну-ка на спину!
Грубо берет вас под мышки, выволакивает из ямы.
– Раненых не бросаем, – говорит он. – Устав запрещает. Короче так, папаша. Оставляю тебе зажигалку. Разведи костерок. Сумеешь? Веток насобирай, поползай как-нибудь. Я за тобой вернусь. По огню я тебя и в темноте найду. Шину как-нибудь сооружу. Видел на войне, как это делается.
– Сам наложу, – отвечаете вы глухим голосом, потому что глубоко тронуты. – Я врач.
– Ну и лады. Вперед, гражданки! За мной.
И ваши спутники продолжают подъем.
Оставшись один, вы делаете импровизированную шину. Находите два подходящих сука, фиксируете травмированный участок. Опираясь на палку, собираете хворост. Разжигаете огонь. Всё это занимает немало времени. Уже сгустились сумерки, становится темно.
Вы подложили лапник, чтобы не застудиться. Сидите, вытянув больную ногу. Смотрите на пламя. То и дело подбрасываете новые ветки. Выковыриваете орешки из кедровой шишки, хоть есть вам не хочется – слишком много было переживаний.
Но, сколько вы ни ждете, летчик не возвращается. Ни через час, ни через два…
Чтение продолжалось так долго, что Антон даже вздрогнул, когда Епифьева спросила его:
– Итак, вы просидели у костра уже два часа. А с момента, когда вы расстались, прошли все четыре. Что вы будете делать дальше? Ждать или подниматься по следам?
– Ждать. Он же велел. Вероятно, подъем занял у них больше времени. Или еще с кем-нибудь что-то случилось. Ну и вообще. В темноте, со сломанной ногой…
Мария Кондратьевна кивнула, сделала пометку.
– Хорошо. Прошел еще один час. Ваши действия?
– Жду.
– Опять никого нет.
– Тогда я начинаю уже всерьез беспокоиться. Не за себя, а за них… Что если случилась беда с нашим командиром и женщины в растерянности?
– Так, значит, поднимаетесь?
Подумав, Антон сказал:
– Как только забрезжит рассвет. Не раньше. В темноте не рискну.
– Это двадцать, – резюмировала сама себе экзаменаторша.
И взяла новую страницу.
Едва лишь мрак стал рассеиваться, вы начинаете трудный путь вверх по склону. На исходе ночи вас сморил сон, костер погас, и вы очень замерзли. Но подъем требует таких неимоверных усилий, что скоро вам уже жарко.