Вы вспоминаете, что вчера, когда всё небо было затянуто сплошными тучами, над вулканом действительно оставалось ясное окошно. И сегодня то же самое: вдали, за горной грядой повсюду свинцовые облака, а тут солнечно. Это какой-то природный феномен, создающий в кратере микроклимат. Вполне возможно, что именно поэтому обитатели долины не болеют и медленно старятся.
– Что такое «лечь вчистую»? – спрашиваете вы. – И девочка, Фима, тоже про это говорила.
– А покажу, тутошко рядом.
Старец манит вас за собой.
Выводит наружу, направляется в среднюю пещеру. Она много больше первой и гораздо хуще освещена – только светом, проникающим через вход.
Сначала вы видите нечто, напоминающее склад: уходящие вглубь, в темноту, ровные шеренги длинных сундуков или ящиков. Потом, привыкнув к полумраку, понимаете, что это незакрытые гробы. В них лежат высохшие, но не разложившиеся мумии. Почти все со старыми, морщинистыми лицами.
– Вот она, Чистая пещера, – говорит Столет, крестясь и кланяясь на все стороны. – Сюда все мои чады ложатся, когда жизнью досыта насытятся. Полежат-полежат, и засыпают. Ох, сладок-от сон! Я бы тож поспал, но покудова, видно, не срок.
Вы чувствуете, что у вас начинают слипаться глаза. Здесь, в пещере, какая-то аномальная атмосфера. На вас нисходит невероятное, почти наркотическое спокойствие, как при введении анестезии. Вы встряхиваете головой, отгоняя морок.
Старец ведет вас к стене, горестно показывает:
– А тут которые до срока отошли, без охоты.
Вы видите, что в этом ряду все мертвецы молоды. Немало и детей.
– Деток жалко. За ими ить не уследишь, не сбережешь. И ломаются, и бьются, и иное всяко. Фетька вон Шатунов сын. В озере потоп. Всего ничего под водою был, а прибрал малого Господь, отцу-матери не возвернул.
– Господь тут ни при чем, – говорите вы. – Искусственное дыхание надо было делать, массаж сердца. Если меньше четверти часа – можно откачать.
Вы вспоминаете, что форсированная вентиляция легких – изобретение европейской медицины довольно позднего времени. До русской глубинки эта наука в семнадцатом столетии, вероятно, еще не дошла.
– Энто вот Настасья Певунья, – со вздохом показывает Столет на совсем свежую покойницу с еще не померкшим, удивительной красоты лицом. – О прошлый четверток преставилась, не смогла разродиться. Плод из чрева не протиснулся. Ох, хороша баба была…
– Надо было кесарево делать, – говорите вы. – Рассечь живот, вынуть младенца, потом зашить. Оба остались бы живы.
Старец внимательно смотрит на вас.
– И много вас там, на Сотонинщине, таких лекарей?