Евгений, как однажды выразилась его дочка, «мертвячил». Причем всего второй раз за последние годы мертвячил по максимуму, — шесть часов. Он понимал, что может не проснуться, если его попытаются вывести из комы уколами, но решил рискнуть. Лучше умереть, чем подставить ее.
Он спал и не чувствовал, как его пинали, кололи иглой. Он ничего не слышал. Не слышал, как Савельев бессильно скрежетал зубами, глухо материл его и врача, а потом прошел к столу и сел, обхватив голову руками.
В это время в комнату без стука вошла женщина. Широко распахнутыми глазами она смотрела на лежащее посреди комнаты безжизненное тело Евгения.
— Что такое? Кто пустил? — рявкнул Савельев.
Анастасия Александровна сделала несколько шагов к столу, оставив за спиной человека в белом халате, уставилась на гэбиста, приподняла обе руки на уровень груди, сжала кулаки, потом выбросила из кулаков указательные пальцы, скрестив их перед собой.
Капитана ударил столбняк. В комнате воцарилась гробовая тишина.
— Нет, все-таки Костенька беспредельный озорник, — не ко времени вспомнила Лугарина виденные много раз на телеэкране кадры того момента, когда Костя Цзю стоит с ехидной улыбкой в центре ринга после очередной нокаутирующей победы с задранным вверх указательным пальцем. Так бравировать перед всем миром фрагментом Тайного знака Хранителей мог только этот сумасбродный мальчишка, привыкший, что ему все сходит с рук.
В это время мертвенно бледный Савельев в оцепенении никак не мог подняться со своего стула. Он жадно хватал ртом воздух, издавая какие-то сиплые звуки. Наконец, справился с дыханием и дико закричал врачу:
— Немедленно выйди из кабинета! Закрой дверь с той стороны!
Врач подхватил чемоданчик и метнулся в коридор.
— Как вы посмели? — коброй зашипела Лугарина, делая еще один шаг к Савельеву.
— Я… это… Он раскрыл информацию…. Я обязан пресекать, — дрожащий капитан отирал спиной стену на полусогнутых ногах.
— Он «Мой», — гортанно произнесла она.
— Я не знал. Он не сказал…. Не может быть. Нет, он обычный…, - начал приходить в себя Савельев.
— Он «Мой». Только он сам об этом еще не знает, — сказала Лугарина.
Савельев растерянно молчал. Секретная Инструкция для сотрудников спецгруппы по программе «Блокада» предписывала самое жесткое пресечение любой возможности распространения информации о Хранителях. Но все розыскные действия в отношении самих Хранителей и лиц, называемых ими «Мой», были категорически запрещены третьим параграфом Инструкции. Пятый параграф предписывал оказывать полное содействие по личной просьбе Хранителя, в том числе разрешал игнорировать законодательство. Но такой ситуации, как сейчас, в Инструкции предусмотрено не было. Хранитель защищал обычного человека, прикоснувшегося к запретной теме. За три года работы в спецгруппе Савельев первый раз лично разговаривал с Хранителем. Вот попал, так попал, горестно подумал он.