У меня с Ельциным был совершенно другой разговор. Он интересовался процессами, происходящими в СМИ, и как их сплотить вокруг верховной власти.
Я в ответ на сумасбродную идею Руцкого повернулся к нему и раздражённо заметил – Саша, помолчи, а?…
Ельцин совершенно неожиданно среагировал на этот выброс Руцкого:
– Неплохая идея. – И так же неожиданно обратился ко мне: – Как вы к ней относитесь?!
– Как к фантазиям вице-президента.
– Напрасно.
– Борис Николаевич, я не знаю английского языка.
Ельцин, не спуская с меня глаз, заметил:
– Но вы же его выучите.
– Разумеется, выучу. На посту министра иностранных дел должен быть профессиональный дипломат, Борис Николаевич.
– А где их взять? Из горбачёвского лагеря? Мы создаём новую демократическую Россию, и власть должна быть новой, другой.
Больше мы к этому разговору не возвращались.
И вот спустя недолгое время новый накат.
Полторанин и Белла Куркова, активно поддержавшие мою идею о создании Российского радио и телевидения, предлагают во главе этой новой телерадиокомпании поставить меня. И с этой идеей заявляются к Ельцину.
Ну, хоть стой, хоть падай. Опять вызывает Ельцин. За довольно короткое время это уже третий разговор.
О затее Полторанина и Курковой я узнал после разговора с Ельциным. Я тогда бы сориентировался. Знал бы заранее реакцию Ельцина на эту идею.
Они же вряд ли что-либо знали о моих прежних разговорах с Ельциным и сделанных мне предложениях. Я никому не сказал ни слова. Да и зачем, я же отказывался. И вот теперь очередное предложение – воплотить собственную идею создания Российской телерадиокомпании. И тут Ельцин опережает меня, угадав на моем лице всё то же желание отказаться. Он встаёт и оттуда, с высоты своего роста, обрушивает на меня:
– Вы что, вообще не хотите нам помочь?!
Всё, успел подумать я, положил на лопатки. Отказ невозможен.
Почему я возвращаюсь к этому эпизоду. Я отказывался от сделанных ранее предложений по одной очевидной причине. Я не хотел значиться пусть даже на высоком, но посту чиновника. С первых шагов моей жизненной карьеры я ценил превыше всего свободу и независимость своих суждений, замыслов, дел, поступков. Я не любил быть подчинённым, оглядываться на вышестоящую власть и следить за выражением её лица.
И мир телевидения и радио эту свободу рождения замысла и претворения его в жизнь мне гарантировал, ибо далее всё зависело от меня.
Конечно, власть, отслеживающая твою деятельность, существовала, и отчасти ты был подчинён ей. Но она была в определённом отдалении. И неслучайно моё условие, которое я высказал Ельцину с минуты моего назначения, – всю ответственность за работу Российского радио и телевидения несу я. И прошу вас дать мне возможность осуществить эту ответственность и не позволять вашим подчинённым вмешиваться в мою работу.