– Согласен, – ответил Ельцин. – Я принимаю ваши условия.
Конечно, делая столь откровенные заявления, я рисковал, но я понимал: в той неустойчивой атмосфере становления страны я нужен Ельцину, и поэтому должен заявить свою позицию. Помогло мне это в моей работе? И да, и нет.
Если Ельцин, действительно, не вмешивался, то свита – это было как проклятие, они использовали любой повод, чтобы наступить на горло.
В советское время, а я уже в ту пору был вхож во властные коридоры, ничего подобного не было. Если окружение знало, что некий N имеет контакт с первым лицом, то в общении с этим N оно, окружение, было достаточно аккуратно. Ельцинская эпоха была иной. В силу внезапности своего появления она не имела традиций, не успела их сотворить. Всё начинается с нуля. И Ельцина это не интересовало. Поэтому сотворением традиции занимался не он, а его окружение. Он сам выпустил вожжи из рук. И появление нового человека в окружении Ельцина было, как правило, продуктом спонтанности, и все утвердившиеся и осевшие на своих местах делали всё возможное, чтобы разовый контакт нового лица не превратился в постоянную связь и тем самым усложнил их жизнь. Я всё это испытал на себе.
Как написал в своей книге «Власть в тротиловом эквиваленте» Михаил Полторанин: Попцов раздражал Ельцина своей самостоятельностью, но он, тем не менее, считал его членом своей команды.
Это сказал не я, а Михаил Полторанин. Я был действительно сторонником Бориса Николаевича и вместе со своей командой многое сделал, чтобы он стал высшей властью в России, а затем – чтобы он устоял и все импичменты, идею которых вынашивали его злейшие противники (а это было депутатское многолюдье, осевшее в Верховном совете), так и остались мифами, а не превратились в реальность.
По сути, то, что я пережил с 1990-го по 1996-й год, правомерно назвать дорогой на Голгофу. Я создавал телевидение вопреки. Существовало ОРТ – Останкинское телевидение, главное телевидение Советского Союза. Горбачёвские времена, обратившие в реальность свободу слова, дали толчок в развитии телевидения. В этом смысле программа «Взгляд» была олицетворением этого нового времени. И то, что она была молодёжной программой, можно считать символичным.
Был вариант переаттестовать «Взгляд» в программу Российского телевидения. Затея была Анатолия Лысенко, с именем которого связано появление этой программы в эфире, и делалась она под его руководством. Толя был оплотной фигурой Останкинского телевидения. Так вот, Толя и я спустя недолгое время отказались от этой идеи. Тогда я сказал – «Взгляд», бесспорно, новая страница в телевизионной эпохе. Но это страница Останкинской книги, а мы пишем свою книгу Российского телевидения. И жить за счёт чужой популярности для истинных профессионалов недостойно.