Кайли, похоже, так и просидит целое лето одна в своей комнате, покорно отбывая срок, словно узница в тюрьме. Июль близится к завершению при температуре за тридцать изо дня в день. От жары у Кайли, когда она щурится, рябит в глазах. Рябинки собираются в облачка, облачка поднимаются все выше, и единственный способ положить этому конец – это выйти из бездействия. Внезапно ей это ясно. Если не предпринять что-нибудь, она, пожалуй, так и застрянет на одном месте. У других девочек жизнь будет продолжаться, они пойдут дальше, начнут заводить романы, совершать ошибки, а она останется все такой же, точно замороженная. Если срочно не начать пошевеливаться, все ее обгонят, уйдут вперед – она же по-прежнему будет ребенком, которому страшно выйти из комнаты, страшно повзрослеть.
В конце недели, когда от зноя и влажности уже невозможно закрывать окна и двери, Кайли решает испечь торт. Это – крохотная уступка, первый шажок обратно в нормальный мир. Кайли выходит купить требуемые ингредиенты, а когда возвращается, температура зашкаливает уже за тридцать пять в тени, но ее это не останавливает. Она так загорелась тем, что задумала, как будто верит: этот торт и принесет ей избавление. Она включает духовку на двести градусов и принимается за дело, но только когда тесто уже готово и противень смазан маслом, до нее доходит, что испечь она задумала любимый торт Гидеона!
Весь день торт, политый глазурью и водруженный на синее блюдо, стоит нетронутый на кухонном столе. Настает вечер, а Кайли все еще не решила, как поступить. Джиллиан сейчас у Бена, но когда племянница звонит спросить, не глупо ли будет, по мнению Джиллиан, если она пойдет к Гидеону, там никто не отвечает. И с какой стати она к нему пойдет? Зачем ей это надо? Ведь это он ей нахамил, так разве не ему полагалось бы сделать первый шаг? Сам, между прочим, мог бы явиться к ней с каким-нибудь несчастным тортом – хотя бы шоколадным с глазурью из кленового сиропа или кофейным, на худой конец!
Кайли идет к окну подышать свежим воздухом и обнаруживает у себя на подоконнике лягушку. За окном ее спальни растет яблонька-дичок, худосочное деревце, которое и зацветает-то не всегда. Лягушка, должно быть, вскарабкалась вверх по стволу, перебралась на ветку и оттуда прыгнула в окошко; она крупнее других своих сородичей, которых можно встретить у ручья, и какая-то совсем не пугливая. Не боится, даже когда Кайли берет ее в руки и снимает с подоконника. Она напоминает Кайли тех лягушек, что водились в летнее время в саду у тетушек. Те объедали на грядках капусту и салат и имели привычку скакать за девочками, выпрашивая себе угощение. Иной раз Кайли с Антонией припускались бежать наперегонки с лягушками, проверяя их прыть, – неслись со всех ног, пока, задыхаясь от смеха, не валились куда-нибудь в пыль или на грядки с фасолью, но, как бы далеко ни забегали, убеждались, оглянувшись назад, что лягушки от них не отстали: сидят и смотрят, вытаращив немигающие глаза.