— Ты мне лучше скажи, — оживилась я, — почему сразу не сказал, что знаком с Разумовской и Девяткиным? Я всю голову сломала, пытаясь разгадать загадку…
— Стась, ты чего? — парень покрутил пальцем у виска. — Откуда я мог знать, что они замешаны в твоих делах?
— А что, разве ты Девяткина не видел?
— Видел иногда в соседнем дворе.
— Ну да, конечно, ты про парня с красными волосами только от меня слышал, — рассеянно согласилась я. — Прости…
— Это ты меня прости, что я описание этого упыря, который тебя преследовал, никак не соотнес со своим соседом, — оправдывался Егор. — Но сама понимаешь, мы не знакомы, только в лицо друг друга знаем… знали, то есть, да и то мельком. Ну как-то не принято у нас знакомиться с людьми из соседних домов. Если бы мне знать, что этот парень — мой брат… Но мать об этом никогда даже не заикалась.
— Этот твой брат был порядочной сволочью, — резко сказала я. — Пугал беззащитную девушку и даже получал от этого удовольствие. Видел бы ты его довольную морду, когда он сел ко мне в машину — воскресший мертвец! Наверняка воображал себя гениальным актером и каскадером в одном флаконе.
— А как ему удалось изобразить повешение? — уточнила Мартышка.
— Я уже думала об этом. Есть какие-то способы, можно узнать поточнее: ремни, или специальный жесткий корсет на шее, замаскированный одеждой… А может, он поджал ноги и опирался о стену — каскадер наверняка может настолько владеть своим телом и мускулами, что без труда проделает такой фокус. Ну и театральный грим, разумеется, чтобы натурально изобразить выкаченные глаза и посиневшее лицо. Кстати, следы удушья и красные глаза — из той же оперы, тоже наверняка, грим!
Вновь хлопнула дверь. Я вздрогнула, выглянула в коридор, но это оказался всего лишь Алекс. Что-то быстро он нагулялся…
— Я понял, уважаемые дамы… и господа, — неприязненно покосился Алекс в сторону Егора, — понял, как Разумовская узнавала о перемещениях Стаси в пространстве.
— Хорошо, что не во времени, — пробормотала я.
Настроение у Алекса было каким-то странным: одновременно азартно-возбужденным, и в то же время чувствовалась в его лице какая-то мрачная решимость.
— Стась, у тебя к днищу машины был прикреплен маячок, — продолжал он. — Надо было сразу проверить, голова я садовая, ведь Девяткин попадался тебе на глаза с маниакальным упорством, а значит, они точно знали, где ты находишься.
— Маячок… — пробормотала я ошеломленно. — Какая гадость…
Было невыносимо сознавать, что за мной следили с таким размахом, но самое ужасное — если до этой минуты все мои рассуждения были лишь теоретическими, то теперь подозрения обрели под собой четкую вещественную основу.