Выглядел он изрядно удрученным, отводил глаза, смущенно покашливал в кулак.
— Станислава, я хочу извиниться. Правда, я не хотел тебя обидеть… Пойду на улицу, покурю, хорошо?
— Как хочешь, — ответила я и придвинула к себе кофейную чашечку.
Он с видимым облегчением вышел из-за стола и похромал к выходу. Официанты провожали его подозрительными взглядами, словно опасались, не стащил ли он чего. Я выпила кофе, потом прикончила сок и минералку… Егор все не возвращался. Наверное, смолил сигарету за сигаретой на крылечке. Но когда истекли двадцать минут, я забеспокоилась.
— Простите, вы не могли бы позвать моего… знакомого? Он вышел покурить, — сказала я официанту, который принес мне счет и сдачу.
Тот взглянул на меня, и в его взгляде заплескалась жалость напополам с сочувствием.
— Вообще-то молодой человек уже ушел.
— Что?
— Ушел, — подтвердил тот, опустив глаза. — На крыльце давно никого нет. Извините…
Я растерянно смотрела на стол, где до сих пор стояла недопитая Егором чашка кофе, нетронутый стакан минеральной воды. В бокале таяли ледяные кубики. Странный парень, почему он сбежал? Неужели стало стыдно?
И тут меня словно кольнуло что-то. Отходя к барной стойке, я бросила на стуле свою сумочку, как-то не подумав об осторожности. Но ведь Егор производил впечатление хорошего парня — он был ухоженным, в приличной одежде, от него приятно пахло туалетной водой… Я рывком раскрыла сумочку, и тут же увидела бумажную салфетку с логотипом кофейни. На ней карандашом, корявым почерком, было торопливо начирикано:
«Прости, у меня безвых. положение, я чес-слово все верну».
Уже все поняв, я проверила кошелек и устало откинулась на спинку кресла.
Молодой черноглазый фараон Тутанхамон стащил у меня из сумки триста долларов.
* * *
Сказать, что мне было обидно, значит не сказать ничего. Но к обиде и разочарованию подмешивалась легкая самоирония: захотела поиграть в добрую самаритянку? Так получи! Не надо было бросать сумочку на произвол незнакомого парня, пусть и с потрясающе красивым лицом, а раз уж бросила, значит сама виновата.
Видеть сочувственно-насмешливые взгляды официантов было невыносимо, и я так торопливо покинула кофейню, словно у меня земля горела под ногами. Вот это опозорилась, так опозорилась! Мне жаль было даже не денег — черт с ними, хотя триста долларов для меня сумма не такая уж и скромная. Гораздо дороже стоили разрушенные иллюзии и вера в человечество.
Звучит ужасно наивно — но так оно и есть. В свои двадцать шесть лет я еще не полностью утратила надежду, что люди бывают не только сволочами, тем более — красивые люди! И хотя вся мировая литература утверждала обратное, я до сих пор была убеждена, что красивый внешне человек, должен быть и личностью необыкновенной, замечательной и великодушной. Очень, очень глупо!