— Прими пресветлый Никодим, сын славного Серафима, труд сей, — пророкотал он.
Никодим взял фолиант в руки, ощутив его пудовую тяжесть. На обложке причудливой вязью было выведено:
«Сказание о славном Ангорде, принце Нолдора, третьем сыне благородного Финарфина».
Никодим вздохнул о своей участи и принял чек с щедрым авансом.
— Брат Леголас будет вашим попутчиком в светлый мир эльфов Нолдора и смиренным вашим рабом.
С этими словами глава фракции выставил перед собой щуплого юношу с нездешним взором и треугольными приклеенными ушами. Делегация замысловато раскланялась и покинула зал. Никодим всучил фолиант толмачу и спустился с подиума, размышляя о том, где разместить Леголаса: у себя, в одной из семнадцати пустующих комнат, или заказать ему номер в гостинице. У себя, конечно, сподручней. Не будет нужды гонять бедного малого для каждой читки, тем более, что Никодим привык читать ночью. Но, тогда, остро вставал вопрос с питанием. Бог знает, чем питаются пресветлые эльфы — может листьями, а может, корой с деревьев.
Размышляя обо всём этом, Никодим оказался в банкетном зале, где царила атмосфера писательской вольницы. Галёрка оккупировала столы с закусками и стремительно мела тарталетки с икрой, канапе и голубых крабов. Шампанское текло бурным потоком, и лакеи не успевали наполнять опорожнённые бокалы. То и дело слышались пробочные хлопки, точно выстрелы на дуэли. Под ногами сновали роботы-уборщики, проворно прибирая с пола упавшие пробки, салфетки и скомканные листки рукописей.
Увидев входящего Никодима, к нему устремилась дама в радикально вечернем платье, держа перед собой два бокала.
— А вот и вы, — воскликнула она, подходя и протягивая шампанское.
Это была Стелла Радужная, известная на весь свет писательница-нимфоманка, исповедующая тантрическую эротику. Главная парадигма её творчества заключалась в просветлении через секс.
Никодим принял шампанское, с беглым интересом осмотрев бюст и ладные бёдра писательницы.
— Что-то вы решительно не замечаете моего творчества, — на распев произнесла Стелла, глядя на Никодима огромными карими глазами, на дне которых бушевал пламень страсти. — Я ведь заплатить могу не только деньгами.
Стелла небрежным жестом сбросила с плеча бретельку платья, обнажив белое гладкое плечо.
Никодим пригубил шампанское, пытаясь развеять чары писательницы и побороть неуместный мужской позыв. Нет, он не был ни монахом, ни девственником и в его жизни случались женщины. Но, только не писательницы!
Многие лета тому назад, поверженный страстью известной поэтессы, он едва не погиб от её дактилей и хореев. С тех пор Никодим положил себе пользовать только лишь жриц любви, предварительно убедившись в полной их литературной непричастности.