— Увы, дорогуша, — с искренним сожалением вздохнул Никодим. — Загружен работой на целый месяц вперёд.
Он кивнул на маячащего за спиной Леголаса с огромным фолиантом в руках.
Стелла, однако, по-своему восприняла спутника Никодима.
— Вот как, вы теперь мальчиками интересуетесь, — плотоядно усмехнулась она. — Можно и втроём, чем не сюжетец?! Ты не против, ушастенький?
Леголас стоял каменным истуканом, и Стелла сразу потеряла к нему творческий интерес.
— Ну, так что же? — спросила она, вытягивая из обширного декольте сложенную вдвое книжонку. — Устроит вас безумный секс и десять тысяч наличными за одну читку?
— Не в этот раз, дорогуша, не в этот раз, — кисло улыбнулся Никодим, ясно ощущая, что дело едва ли закончится миром.
Так и вышло. Прекрасное лицо Стеллы исказила гримаса ненависти.
— Педик! Гнусный педик! — прошипела она и Никодим попятился, выставив перед собою трость. Отвергнутая женщина страшна в гневе. Что уж говорить об отверженной писательнице!
Стелла с презрением плеснула шампанское из бокала, целя в лицо негодяя-читателя, но Никодим успел увернуться и благородный напиток окропил грудь Леголаса.
— Вот тебе, гадина! — выкрикнула писательница, замахиваясь и норовя запустить в Никодима пустым бокалом. Леголас на мгновение опередил её, закрыв голову Никодима эльфийской скрижалью. Бокал ударил в твёрдую обложку фолианта и лопнул с оглушительным звоном.
Подоспевшие охранники скрутили мечущуюся в истерике Стеллу и вывели её из банкетного зала.
А в зале между тем назревала свалка. Писатель-маринист Апостол Беспредельный прилюдно чистил своего иллюстратора.
— Это что, я тебя спрашиваю, мазло ты этакий, осьминог? — ревел он, схватив чахоточного художника за грудки. — Это клякса какая-то с тремя конечностями.
— Это условность, игра воображения, — пытался возразить иллюстратор. — Я так представляю, я так вижу образ животного.
— Ах, ты так видишь, — наседал Беспредельный. — Ну, так сейчас мы тебе зрение подправим.
Он схватил со стола вилку с насаженным на неё пикулем и высоко занёс над художником. Это был, скорее театральный жест, но он послужил сигналом для драки. Иллюстраторы, которых в зале оказалось не меньше дюжины, обступили Беспредельного, мгновенно обезоружили его и принялись молча и сосредоточенно тузить.
— Братцы, наших бьют! — заорал Беспредельный, закрывая брыластую голову от тумаков.
Между иллюстраторами и писателями давно жила глухая вражда и, если случался повод, то, обыкновенно, дело доходило до суконного мордобоя.
Писатели, хватая на ходу бутылки и стулья, бросились на выручку маринисту. Их было значительно больше, и они легко оттеснили иллюстраторов в угол зала. Художники отбивались со стойкостью гладиаторов и, поверженные, один за другим падали на пол. Но и к ним подоспела подмога. В зал с гиканьем и воем ворвалась толпа корректоров, переводчиков и выпускающих редакторов. Весь этот литературный пролетариат давно точил зуб на писателей и теперь жаждал расправы.