— Какой сейчас месяц, год?
— Сорок второй, февраль был с утра. Странные же у тебя вопросы…
— Отлично, все верно… Ну, здорово, Василий, — говорю я и протягиваю руку, перемазанную землей и сгустками крови.
— Чудной ты, лейтенант Сергей Слепаков. Здорово!
Его рука смыкается на моей, и где-то внутри рукопожатия проскакивает с треском миниатюрная молния, яркой вспышкой осветившая землянку. Он отскакивает и смотрит ошарашенными глазами.
— Что это за хрень? Ф-ф… фокусник, что ли? На гражданке видел такого ч-ч… чудилу на представлении, — заикаясь, бормочет он и смотрит на ладонь в поисках повреждений или ожога, которых там точно нет.
Их просто не могло там быть, ведь в руке я ничего не держал. Через рукопожатие Сергей передал самое ценное — дар неуязвимости… Все, как просили голоса в его голове. Он оттачивал эту способность целую тьму времени. Ведь даже сам не помнит, когда это все началось. Не помнит лейтенант и то, почему это делал… Не знаю этого и я…
— Фокусник, почти Дэвид Копперфильд… Но больше волшебник.
— Кто «почти»? Не разобрал…
— Забудь, неважно. Я пошутил неудачно. Для тебя это имя еще долго будет пустым звуком.
— В репу бы тебе навалять за такие шуточки. Но субординацию по уставу соблюдать следует. Эх, попался бы ты мне такой веселый в деревне! В бараний рог бы согнул.
— Да не стоит, не со зла я. Статические разряды на руке накопились.
— Какие разряды?
— Статические… Не забивай голову.
— Я и не забиваю… Знать просто охота.
— Я же говорю: случайно получилось… Угостишь махоркой? — спрашиваю я Теркина, переводя тему разговора в новое русло. — Курить хочу, аж блевать охота.
— Да не вопрос, товарищ лейтенант.
Все получилось, я счастлив и… Вернее, у лейтенанта Слепакова все получилось. Мы с ним счастливы и довольны. Миссия выполнена. Товар у клиента. Вот только почему для меня все не закончилось? Почему я по-прежнему здесь? Неужели я должен умереть?
Василий и я сидим на холодном полу и безбожно смолим, выпуская тяжелые, густые клубы дыма. Убежище сотрясается от взрывов. Кажется, еще одно меткое попадание — и землянка свернется, похоронив нас прямо под собой. Посреди толстых бревен и тонн земли. Но пока нам это только мерещится…
— Выбраться тебе живым из этой заварушки надобно, Теркин, — протягиваю я, выпуская очередную порцию дыма ровными колечками.
— Все хотят жить. Это каждая тварь божья разумеет.
— Все не смогут, а тебя ждут великие дела.
— Какие дела у пушечного мяса? — смеется старшина, сотрясая стены. — Грудью амбразуру дота прикрыть?
— Нет, более важные. Но я не могу о них рассказать. Сам узнаешь, просто еще не время… Ты обязан выжить.