— Максимум кислорода! — крикнула она проходящему старичку со свертком под мышкой, из которого виднелось вафельное полотенце. Старичок отшатнулся и остался стоять, глядя им вслед. А они втроем шли и смеялись.
Просигналила издали электричка. Было слышно, как защелкали по металлу мелкие камешки, подхваченные воздушным вихрем. Склонив голову набок, Шура шла, задевая мокрые кусты. «Максимум кислорода, максимум кислорода», — тихонько напевала она.
Лес там и сям вспыхивал высоким желтым пламенем кленов. Среди этого пламени дрожали красные листья волнующихся осин.
Володя переложил свои свертки в руки Борису, а сам побежал к показавшейся за поворотом даче.
— Шура! Где ты? Полюбуйся на дачного мужа, — отдувался Борис. — Поклажи до подбородка и для полного комплекта остается только водрузить сверху жену.
— Жена ушла с другим, — ответила толстая елка. Но тут же протянулись две в свежих царапинах руки и сняли большой сверток.
Светлая бревенчатая дача гудела, как улей. Народу было много. Шуру обступили бывшие одноклассники — возмужавшие, ставшие уже зрелыми людьми. Володя сразу же увлек Бориса в кухню, и вскоре оттуда стали выносить и ставить на стол откупоренные бутылки. Гремя стульями, начали рассаживаться. Протискиваясь сквозь толпу, к Шуре направлялся хозяин. За Володиной спиной двигался еще кто-то.
— Шурик, вот человек, с которым я хотел тебя познакомить.
— Николай Матвеевич! — воскликнула Шура. — Как же я рада. А вы все такой же… вот видите, мы и свиделись…
— Да, свиделись. Но в училище вы так и не вернулись… А жаль. Шура, мне искренне жаль. — Он наклонил крупную седую голову. Умные с узким разрезом глаза спокойно глядели на Шуру. Потом Николай Матвеевич повернул голову к изумленному Володе.
— Спасибо, дорогой мой. Ты познакомил меня с моей бывшей студенткой. Ну, ступай, ступай, мы тут сами потолкуем.
Шура села, чуть наклонив голову. Светлый завиток волос выбивался из-за уха. Шура несколько раз поправляла его, но он снова падал на шею. Она сидела и думала о том, что Николай Матвеевич отдал сорок лет жизни искусству и вместе с каждым новым студентом начинает эту жизнь опять и опять… Театр.„Полумрак кулис. Острый запах декораций… Дрожат руки. Колет шею парик, она подкалывает его снизу шпильками, режиссер, ведущий спектакль, объявляет по радио: «Авдеева, ваш выход»…
Ей хотелось сказать Николаю Матвеевичу, что она ничего этого не забыла. Но слова не шли, не было у нее таких слов.
Вокруг шумели и рассаживались знакомые и незнакомые люди. Шура видела, как Володя подошел к Борису и что-то сказал ему, указывая глазами в сторону Николая Матвеевича. Борис внимательно посмотрел на старика, и во взгляде мужа ей почудилась скрытая тревога. Она отвернулась и стала рассказывать старому режиссеру, какой у нее растет сын, что он с четырех лет умеет плавать, что собирает всюду для какой-то тайной цели гвозди и обрезки жести. Николай Матвеевич слушал ее и грустно улыбался. И вдруг в наступившей тишине он негромко, но так, что услышали все, попросил: