— Вам кого? — недовольно спросил мужчина с толстым лицом. Варвара Семеновна подняла глаза, удивленно взглянула на вошедшего.
— Простите, я ошибся. Я не туда попал, — ответил старик и, скомкав в руке адресный листок, двинулся к выходной двери. Он взял в руки галоши и вышел с ними на площадку. Здесь он не спеша надел их и поплотнее закутался шарфом.
Ветер помогал идти, подталкивал в спину. Старик уходил все дальше, прочь от дома с уютным диваном и праздничной скатертью на столе.
Усы заиндевели, и ресницы начали слипаться, а он шел и думал, что в тайге сейчас, наверное, пурга, жалобно скрипят столетние деревья и волки подходят к самому жилью. А в занесенной до крыши избушке сидит возле фонаря или коптилки заросший человек и твердым некрупным почерком надписывает конверт.
Ему захотелось назавтра, придя на службу и отправляя назад невостребованные письма, сообщить далекому Григорьеву, что пишет он зря и писать ему больше не надо. А письма до востребования пишутся тем, кто умеет ждать и кто не устает приходить за ними.
Шура вышла из метро в Охотном ряду. Прохладный ветерок подземелья последний раз толкнул в спину, полоснул по голым ногам ласковым шелком платья. Из-за спины высокого прохожего блеснули вымытые стекла витрин. Вдоль тротуара прошелестел троллейбус, замедляя ход, и текущее за ним стадо машин послушно замерло на перекрестке.
Москва шумела так же, как пять лет назад. Только народу стало больше. Шура заметила это еще вчера, когда ехала на такси от вокзала к дому.
После крутых белокаменных улочек Новороссийска Охотный ряд показался ей шире прежнего. А когда она увидела поднимающуюся вверх, к Пушкинской площади, незнакомую липовую аллею, то даже чуть-чуть растерялась.
Белоногая дворничиха двигалась сквозь серебристое облако брызг к щуплому мальчугану, отступающему от нее. Черный блестящий шланг, разворачиваясь, уползал к краю тротуара.
— Вовка! Кончай шутковать! — женщина завладела шлангом и привычным движением направила струю воды к подножию толстой липы. Шура вспомнила, как любила поливать клумбы в своем тесном арбатском дворике. Обычно шланг оказывался у мальчишек, и они целой ватагой двигались по двору, загоняя кошек в распахнутые двери подъездов… Кажется, это было недавно, а у нее, Шуры, уже шестилетний сын…
— Авдеева! Шура!
Она обернулась. Шагая через лужи, к ней шел смуглый человек в форме танкиста.
— Володя! Вот неожиданно! Жив-здоров?
— А то как же! Как говорится, в огне не тонем, в воде не горим…
Две руки — большая и маленькая — встретились в крепком пожатии.