Я уже собрался встать и пойти, чтобы потрогать своими руками повозки, людей, но тут меня дернули за штаны, потянули на землю. Зарко, прижав указательный палец к губам, отчаянно показывал мне — молчи! Подчинившись немому приказу, я опустился на землю, повернул голову к цыгану, а тот принялся хлопать глазами. Поняв, что мне нужно прикинуться спящим, прикрыл веки и начал ждать, что будет дальше. Долго ли коротко я лежал, сказать не могу, но показалась, что вечность.
— Ушли! — услышал я голос Зарко. — Можно теперь…
Встав на ноги, я осмотрел поляну. Она была пустой, не считая наших коней. Никаких следов пребывания каравана — даже трава не примята. Гневко и кобылка лежали, согнув ноги под животом, уткнувшись мордами в землю, а мерин стоял в полудреме, выполняя роль часового. До утра еще далеко и Кургузого кто — нибудь сменит, дав ему возможность поспать. Конечно, поспать по — настоящему лошадям не удастся, пока мы не выберемся на безопасное место, но полусон — лучше полудремы.
Успокоившись, я повернулся к цыгану.
— И что это было?
— Обоз это был, полуночный, — подавляя зевоту, ответил Зарко. — Давай завтра поговорим, ладно? Спать хочу. Ты тоже спи, телу отдых нужен, да и голове, пусть она у тебя и в шлеме …
Едва договорив, цыган уронил голову, засопел так сладко, что мне тоже захотелось спать. Решив, что одного приключения за ночь будет достаточно, а если появится новое, то не просплю, подкинул в костер толстых сырых веток, укрылся плащом и попытался взбить седло, попутав его с подушкой (вот к чему приводит месяц безделья!).
Когда я проснулся, Томас уже не спал, священнодействуя над костром. Кони паслись и, только Зарко продолжал дрыхнуть, укрыв лицо шляпой. Не поленившись, обошел поляну по кругу, пытаясь хоть что — то найти, хотя и знал уже, что бесполезно. Дошел до ручья, умылся, сгоняя сон, вернулся к биваку.
— Каша готова! — доложил Томас, пробуя варево.
— Давай есть, пока цыган не проснулся, — предложил я, покосившись на ритмично поднимавшуюся и опускавшуюся шляпу цыгана и доносившийся из под нее храп. — Проснется, ничего не оставит.
Томас не стал возражать, снял котелок с огня и поставил на травку. Разумеется, почуяв еду, конокрад проснулся.
— Э, ромалы, как котелок мыть — так цыган, а как есть, так без него, — обиженно проговорил Зарко, встряхивая шляпу и напяливая обратно на смоляные, почти не тронутые сединой кудри. Широко зевнув — как только челюсть не вывихнул? — цыган присоединился к нам, не затруднив себя умыванием.
Варево было горячим и нам с Томасом приходилось дуть, зато на цыгана было приятно смотреть — ложка мелькала, как крылышки стрекозы, а кашу глотал, словно губы и язык у него из камня, а не из нежной плоти. Еще хорошо, что котелок был большим и Зарко насытился раньше, чем вчера, а иначе мы рисковали остаться без завтрака.