Интересная новость. Разное бывало в жизни, но чтобы меня выселили из гостиничного номера, за который я уплатил деньги, такого еще не было! И вещи никто и никогда не выбрасывал. Да и не в вещах, как таковых, дело. Все, что мне важно и дорого, таскаю с собой. Но скажите, кому понравится, если нижнее белье и всякие мелочи будут валяться во дворе, где на них мочатся и обсыпают вонючими яблоками кони? А я так долго искал хороший прибор для бритья! Вон, валяются — тазик, медная чашечка для взбивания пены. А сам поднимать я их не пойду.
Барон Выксберг приказал — выкинуть… Знакомо до боли. Сколько раз приходилось сталкиваться с титулованной сволочью, не считавших простых людей, не то, что за равных себе, а вообще — за людей. И сколько раз мне приходилось то кулаком, а то и мечом, доказывать обратное. Что же, оценим ситуацию. Проведем, скажем так, предварительную разведку. Во дворе, оставлены лошади слуг, внутри — кони благородных сеньоров. Заглянул внутрь конюшни, пересчитал. Лошади — так себе, даже кобыла барона, что заняла мой денник, выглядит лет на десять — двенадцать, еще и ноги засекает. Седла, сложенные у входа, потерты, потускневшие пряжки и следы от былых — ныне срезанных украшений. Выксберг, скорее всего — захудалый барон, с амбициями большого вельможи, но с крепкой рукой. Ладно, придется немножко повоевать.
Я посмотрел на гнедого. Гневко мотнул гривой и повернулся не левым боком, где висела баклага, а правым, где у нас сумка со всякой всячиной, полезной бродячему солдату. Рассовывая метательные ножи за пояс, я выгонял из головы ярость, чтобы действовать хладнокровно. Конюх, следивший за моими приготовлениями, робко спросил:
— Господин Артакс, а что вы собираетесь делать?
— Попрошу барона собрать мои вещи, — честно ответил я, просовывая левую руку в петлю кистеня.
Я правша, но что касается меча или кинжала, то мне без разницы — правая рука, левая. Этому выучили еще в детстве, благо, отец и дядя не экономили на мастерах фехтования. Кистень же, увы, считается неблагородным оружием и учиться работать с ним хоть правой, хоть левой рукой, пришлось много позже, под началом одного сержанта. Подозреваю, что в прошлом он был разбойником, но какая разница?
У входа в гостиницу, скрестив на груди руки, дремал хлыщ, в ливрее, настолько засаленной, что изображенный на ней герб не просматривался. Не понять — лакей ли, оруженосец или просто прихлебатель. Услышав шаги, холуек презрительно оттопырил нижнюю губу:
— Пшел вон!
Когда хлыщ попытался меня оттолкнуть, я перехватил его руку, потянул вниз и, развернув парня спиной к себе, сделал ему очень больно.