Борьба была короткой и неравной по многим сексуальным причинам. В конце концов, взяв с него слово, что Коля об этом ничего не узнает, Юлечка выкинула в виде белого флага свои трусики на спинку трона с гербом и капитулировала, радостно и поспешно сдавшись на милость победителя. Судейский стол, длинный, как трактирная стойка, к тому же оснащенный толстой, мягонькой скатертью, казался на первый взгляд самым подходящим для предстоящего турнира местом. Юлечка предлагала, правда, скатерть сдернуть и расстелить на полу в два слоя. Пол чистый, они сами тут убирают, а на столе она стесняется… Но уж Витька терять такой экстравагантный шанс не стал, это был его акт возмездия правосудию.
— Юлечка, лапочка, ну позволь мне этот каприз. Тебе же отольется, оттарабанится! Я обласкаю тебя так, глупенькая, что ты все на свете позабудешь! Тебя еще никто так не любил, и больше не полюбит. Эти мгновения, мы их до конца жизни будем вспоминать. Глянь, какие у тебя стройненькие ножки, а животик, так и просит чтобы его покормили, и вообще ты вся такая вкусненькая! А ты хочешь, чтобы я всю эту красоту не видел в темноте! Ну, представь, что это у нас с тобой такая большая и пышная постель. Ты же сама говорила, что это детсад, по сравнению с тем, что начальство выкидывает. Давай им нос утрем… Вот постареешь, станешь некрасивой: семья, дети, дела, заботы, а придешь на работу, сядешь за этот стол, и сразу молодость вспомнишь.
— В окно кто нибудь увидит! — шептала на ухо Юлечка.
— Да никто не увидит, у вас окна с улицы высоко, кому в голову взбредет по стене карабкаться?
Восшествие на пресс-стол не отличалось особой помпезностью. И вот уже голая Юлечка лежит на красном бархате, а Шпала ласкает ее тело. Попова, как истинная последовательница Евы, оказалась девочкой очень зависимой от степени и качества направленной на нее ласки. Особенно трепетала и млела она, когда Шпала целовал ее в шею. Юлечка при этом вся, прямо-таки замирала, обмякала, а ноги ее услужливо раздвигались. Пользуясь таким мощщным «наркотическим» средством, Шпала окончательно обезоружил свою милую добычу, разделся и увенчал пирамиду. Одежду свалили на судейские кресла. Напарница была — вершина темперамента, взаимные ласки горячи, и возбуждение достигло скоро того предела, когда хочется проникнуть, как можно глубже, (пропороть насквозь!). Витька в своих ритмичных движениях набирал темп, однако заданной амплитуды ему не хватало, требовался какой-нибудь спасительный островок среди моря любви, трамплин, рычаг. Недаром Архимед говорил: дайте мне точку опоры и я перетрахаю весь земной шар! Знал, подлец, дело туго! Его (рычаг), после нескольких конвульсивных хватаний за скатерть, Шпала обнаружил в качестве торцов столешницы. С восторгом и надеждой ухватился он за них, как утопающий хватается за то, что плохо лежит, и погнал, погнал вороного вскачь. Земля ухала под его копытами! То уходила из-под них, то набегала вновь. «Степь да степь кругом!» До победного финиша оставалось каких-нибудь скачка два, как Витька вдруг обнаружил, что хватает руками пустоту. В пылу погони они с попутчицей проехались по всему столу вдоль, что составляло метра наверное четыре, спустили на пол скатерть и теперь изголовьем оказались у края пропасти.