Первый День Службы (Семакин) - страница 105

в гневе переворачивал все вверх дном в камере, его ядовитая с издевкой презрительная улыбочка, когда изволил быть в настроении. И вот этот же субъект здесь, у Дома быта. Он, оказывается, совсем не такой по эту сторону тюремного забора. Вряд ли кто, наблюдая Менженина здесь, может подумать, что этот увалень способен на что-нибудь решительное, тем более, что он властолюбив, жесток, коварен, и, до известной степени, изобретателен, особенно по части козней и пыток. Тупая рожа, придурковатый, как будто пыльным мешком из-за угла ошарашили, взгляд, улыбочка простака, несуразные, мужиковатые движения, нелепо выставленные из офицерского мундира руки дровосека, шаркающая косолапая походочка. Ничегошеньки от того громилы, что гордо вышагивает по коридору корпуса малолетки. О-о! Да вы великий артист — Василий Лукьянович! Оборотень в мундире. И не столько меня вы сейчас боитесь, сколько правды, которую я о вас знаю.

— Ну, что ж это вы, Василь Лукьяныч, тогда на меня Козыря травили? — обстоятельно, слегка укоризненным голосом начал разговор Шпала.

Теперь у старшего лейтенанта связи затряслись не только челюсти, но и руки. Он испуганно забегал глазами по сторонам, словно опасаясь, не услышал ли кто?

— Когда это было, Виктор, кто это тебе сказал? — скороговоркой, совсем незнакомым голосом заговорщика прошептал он, — сам Козырь? Да ведь он фуфлыжник еще тот, ему на зоне вон уже за это башку разбили!

— Ну все-таки, Василий Лукьянович, нехорошо! Ведь керосинили же, травили малолетку друг на друга! Камеру на камеру, и на взросляков травили, прессхату организовали, обиженку?

Теперь Витька с проникновенностью следователя заглядывал воспету в глаза, а тот, как пойманный на кошельке воришка, прятал их, тянул время, лихорадочно искал правдоподобную версию в ответ.

— А что мне было делать? — страдальчески, как бы прося снисхождения, вдруг возопил собаковод, — вот ты войди в мое положение, я один, а вас сколько харь!?

— При мне пятьдесят было.

— При тебе! А до того масть покатила — по сто все полгода держалось! Как мне прикажешь вас воспитывать?

А сам-то глазенками по сторонам так и зыркает, так и зыркает! Сообщников, что ли, Витькиных высматривает, или на помощь кликнуть кого-нибудь хочет.

— Ты один? — вдруг спросил с полуфразы.

— Один.

— …А на меня режим с начальником знаешь как за вас давят! Прессхата, — говоришь, обиженка… Правильно, и камеры тасую, и в прессхату, если кто заслужил, закидываю, и в карцер сажаю, и в стояк… А что прикажешь, ждать пока вы ножичками друг друга попыряете? Мне же самому за вас в тюрьме сидеть неохота. А так хоть издеваетесь друг над другом, зато все целы и без ЧП вот уже, слава богу, скоро год. Думаешь, меня за вас по головке гладят? Где еще на малолетке увидишь, чтоб курево разрешали? А я разрешаю. Но ведь предупреждаю же: «Прячте, прячте, бляди!» Так нет, полуведерный куль махры на самое видное место выставят, а тут комиссия: прокурор, из управления… и приходится все в парашу выкидывать, вверх дном переворачивать, по мордам бить, кричать. То ж для понта! Сколько я раз лично тебе карцер обещал? А сколько ты всего в нем отсидел? То-то! Если вы ко мне по-человечески, и я ж к вам по-человечески! Зато раскручиваю редко. Вот признайся, редко же! Да если по закону, вам каждому еще в СИЗО срок до червонца накрутить можно. За нарушение режима, за драку, за бунт… Вот тебе за подготовку побега могли тогда свободно срок намотать, а даже красной полосы на дело не одели! А если бы одели, дали бы тебе условно?