Сколько раз в тюрьме обсуждали они планы побега по этим ходам, сколько раз снились ему путешествия по загадочным подземельям, сокровища, припрятанные коммунистами, оружие, освобожденные и примкнувшие в вольное Робин-Гудово войско зеки, горячие красивые молодые бляди, отбитые у коммунистов, изысканные средневековые вина из еще царских подвалов, сыры, балыки, копченые колбасы, красная и черная икра, тоннами — украденные с прилавков городских магазинов и припрятанные здесь на черный день — только для избранных, пиры, дикие оргии с невероятным количеством перетраханных за вечер баб и, конечно, в конце концов всенародное восстание, где ему выпадет роль народного героя-освободителя!..
Как бы то ни было, Шпала, осмотрев место своего прошлого заключения снаружи, пришел к выводу, что проектировали его современную часть (сама тюрьма-то еще с Екатерининских времен!) не простые архитекторы, а какое-нибудь засекреченное спецуправление… И всюду, где просто деловая часть, на стенах лозунги, агитплакаты, стенгазеты какие-то, экраны по итогам, сводки информации, даже Доска почета, где Василь Лукьяныч обосновался чуть ли не в центре, и еле влез в рамку. Здесь словно и впрямь какое-то солидное социалистическое предприятие, а не преддверие преисподней.
В военкомат, какому-то Пал Петровичу Менженин действительно при Витьке звонил, а насчет «деньжат поскрести» как-то запамятовал. Да Шпала и не настаивал, он был этому даже рад.
Тимкин дядя, или о выгодах заиметь в качестве компаньона племянника начальника тюрьмы.
А что, собственно говоря, ему было так уж стесняться пощипать «гражданина начальника» Менженина, если Витька, было дело, даже у Аркатова, племянника того Аркатова, что был начальником Икской тюрьмы в то время, когда Шпала там сидел, занял пятнадцать рублей и, конечно же, не отдал. У Тимки Аркатова хватило такта не упоминать о долге, а то бы ему Витька объяснил, сколько должен ему Тимкин дядя.
С Тимкой Аркатовым они вместе учились на токаря в 31-м учебном цехе Котлостроительного завода (переименованного впоследствии в Завод Энергетического Машиностроения, о чем у Шпалы в трудовой есть соответствующая запись). Тимку в учебный цех привело соображение начать свою биографию «из рабочих». «Вышли мы все из народа!» — как в песне поется. (Тогда такая мода была — всем в верха из народа выходить, от станка, от сохи.) К премудростям токарного ремесла в целом он относился наплевательски и не скрывал, что, набрав пару лет «пролетарского стажу» пойдет по семейным стопам: поступит на юридический факультет какого-нибудь университета (куда родственники пропихнут!). Из окружающей его цеховой и прочей жизни Тимка с жадностью выхватывал и впитывал лишь криминал, надеясь, видимо, на досуге обсосать его до каждой косточки и добраться, таким образом, до глубинной сути. В этом смысле Витька являлся для него провидением божьим, кладом, проводником по лабиринтам скверны, как Иван Сусанин для крестоносцев на Чудском озере. Тимка сразу выделил его из окружающей толпы и искал возможность наладить отношения. Шпале же вначале компаньон не приглянулся и он, в качестве платы за соизволение приблизиться, содрал с него авансом 15 рублей. Деньги Шпале были нужны для оплаты путевки в профилакторий. Так они познакомились.