За полночь клев как обрезало. Редкие, плохо одетые прохожие спешили домой, перебежками, от фонаря к фонарю, преодолевая пространство. Вконец измученный Шпала, загнанный не столько преследованиями, сколько собственными мыслями, вынужден был прервать свой исступляющий марафон. Блукать по городу до утра не было смысла. Последний автобус на Южный ушел, да и сесть на него Витька бы себе не позволил, поскольку его обязательства перед самим собой были не выполнены. В молодости мы все чтим подобные обязательства, боимся предать себя и предаем в конце концов, став взрослыми. Не предают те, у кого ее не было, кем с самого рождения правил один только расчет. Бывают ли такие? Теперь бы Витька, кажется, смог и убить не моргнув глазом, и уж конечно не пошел бы грабить вот так вот, наобум, без определенного плана действий и ножа в кармане. Это же просто было издевательство над самим собой!
Найдя, наконец, укромный уголок в подъезде под лестницей он соорудил себе из детской коляски кровать, замаскировал ее, как смог, другими, повыше, и провалился в забытье. Нельзя сказать, чтобы его мучили кошмары. Снились менты, дубинки, наручники, зона с ее непонятными, но суровыми порядками, все причудливо, иносказательно, однако картины эти не трогали Витькиных чувств, и воспринимались как фильм. Проснулся от шума шагов на лестнице. Дождавшись, пока хлопнула входная дверь, выбрался из своего логова и зашагал, протирая глаза, по холодку утра куда глаза глядят. За ночь в Витькином сознании произошла чудесная перемена. Сумбур мыслей и чувств улегся, муки уязвленного самолюбия не трогали. Хандра испугалась неудобств бивачной ночевки, сбежала! Он был спокоен и уверен в себе. Все в жизни было хорошо за исключением одного: «Он дал себе слово!» Глупое, в принципе, не нужное. Он не испугался, нет, он выполнит его, но испытывать себя таким образом не лучший вариант.
Погода действительно переменилась к лучшему. Свежий утренний морозец стянул лужи тонкой, звонкой, прозрачной корочкой. На востоке угадывался рассвет. Воздух был вкусный как эскимо. Деревца, посеребренные легким инейком отражали чистейшей желтизной. Листья скрежетали под ногой как яичная скорлупа. Все было нарядно и торжественно перед часом рассвета, как перед праздником. Новая сентенция Витькиной души была примерно следующая: «Никто ни в чем не виноват и каждый живет, как может. Будет ли он всю жизнь пресмыкаться перед своею совестливостью или возьмет ее за рога, целиком зависит только от Шпалы». Неряшливый, он шел по безлюдному городу, под ноги попадались все те же работяги, а Витьке для души нужно было что нибудь этакое…