Одним словом, каждая сторона осталась при своем мнении в этом вопросе. (Внешний противник — это хорошо! Он сплачивает людей, заставляет забыть прошлые обиды. Это лучше, чем междоусобицы в поселке во времена безделий. Так же как и здоровье целой нации определяется ее сплоченностью. И тут мы подходим к гитлеровскому пониманию того, что война необходима, без нее общество мельчает.) Затем вышла делегация заводских. Им объяснили, что вчера они были неправы, и для того, чтобы загладить свою вину, они должны поставить магарыч — 20 бутылок вина (чисто символический) Могли ли заводские отказать в подобной маленькой услуге своим новым друзьям? Они лишь попросили отсрочки. На что им сказали, что тянуть с дружеским знакомством нет никакого смысла и предложили свои услуги в виде транспорта и возможность пересчитать вино на самогон. Самогоном тут же захотели запастись и сами городские, был организовал сбор средств. Дело было сделано, разговор благополучно окончен. Лишние, кого знакомство с «малолетками» (женского пола) не прельщало, сели в грузовики и уехали, пообещав прислать за полночь за остальным народом. Колы свалили в Колькин броневик, который вместе с мотоциклами по просьбе учителей отогнали за территорию лагеря. Прочая публика рассыпалась по палаткам, в надежде найти на ночь подруг. Колька Репнин, тоже по бабам не дурак, даром, что переводчик на Ближнем и жена дома с грудным дитем сидит!
Претензий насчет отбивания от городских больше не было. Витькиным одноклассникам из девятнадцатой почему-то ни в этот вечер, ни позже ни разу не пришла в голову светлая мысль назвать кого-либо из гостей «колхозанами», наоборот, они были само угодничество. Городские девочки артачиться тоже не стали и чувихи отдавались колхозникам с ничуть не меньшим азартом, чем у себя в городе, плюнув на своих ТИТУЛОВАННЫХ собратьев по лагерю. Впрочем, женщины всегда отдаются победителям и плюют на побежденных!
Дядька Паша Жеребец — поселковый плотник, выйдя утром на улицу, с удивлением обнаружил, что работы опять привалило.
— Эка напасть, парадокс прямо-таки! — рассуждал Жеребец, глядя на голые жерди клубного забора, — вроде и не сезон, не праздники, не выходные, и свадьбы вроде бы ни у кого на поселке не было, а вот поди ж ты, опять весь штакетник у клуба оборвали, и созреть не успел!
На колхозной пилораме уже давно поняли, что торчать на заборе — это не основное предназначение штакетин! Пилили впрок каждый месяц, знали: старые уйдут, особенно после праздников. С некоторых пор и дерево на штакетины стали пускать не какое попало — заметили: твердые породы дольше носятся! И пилить, пренебрегая ГОСТом, стали шире и толще. Опыт — сын ошибок трудных! Пробовали у клуба бить тонкий, да негодный в надежде на то, что его за ненадобностью оставят в покое. Какое там! Рвут и бросают, рвут и бросают! Кто же во время драки, да под горячую руку выбирать будет? Даже профессия такая появилась —