— Ну что, Витек, пожрать хочешь? — это для конспирации, вроде пароля, чтобы бабка, которую Чава за постоянную слежку окрестил «ЦРУ», ничего не заподозрила.
Сашка выходит на кухню, тащит оттуда большую тарелку борща, хлеб, ложки, и два стакана с чаем. Бабка в валенках, в фуфайке, в очках с линзами двадцатикратного увеличения, как в перископ, следит за его передвижениями, шепчет беззвучными губами молитвы. Один стакан чая тут же выливается в цветок. (Помни нашу доброту!) Чава наливает самогон, как пипеткой капает — не дай бог на одну каплю больше, чем себе! «Да отсохнет рука обделившая хозяина!»
— Ну, за все хорошее! — шепчет. — Дай бог не последняя!
Витька уже закусывает, а Сашка все тянет, как обычно, смотрит на стакан, как удав, желудочный сок вырабатывает. Настраивается он, как штангист. Один раз дотянул. Настраивался-настраивался, пока мать пришла. Хорошо, с бабкой задержалась на кухне, разговаривает, вот-вот войдет. Чава заметался, заметался со стаканом и — плесь его в борщ, а стакан — под кровать. Тут мать в комнату. Здрасте-здрасте!
— Как у вас, что у вас? — это она Витьке, а Чава на борщ нажимает.
Чавына мать Шпалу расспрашивает, а сама носом туда-сюда водит, тут воздух потянет, там потянет… Чава нажимает.
— Ну, как я борщ сварила?
— Во! — Сашка поднимает большой палец.
— Ну-кась, дай покушаю.
— У-у-у-у! — Сашка с забитым ртом обхватывает тарелку, машет ложкой, прожевывает, объясняет:
— Мы же с Витькой из одной тарелки.
— Ну и что? Я, чай, не заразная. Борщ-то варила, поди пробовала! Вон я Витькиной ложкой, он что-то не ест!..
Чава хватает Витькину ложку в руку:
— Ма, ну это вообще свинство, так с гостями обращаться.
— Ну, дай твою.
— Не не дам!
— Ладно, я пойду на кухне возьму.
Мать уходит. Чава шепчет Витьке повелительно:
— Ешь, надо успеть, пока она придет!
Витька берет ложку, делает глоток, и глаза у него лезут вон из орбит. Этот вкус непередаваем! Вылейте в тарелку горячего борща грамм 250 бурачного самогона и вы ощутите непередаваемую прелесть этого напитка. Слезы брызжут из глаз и все изнутри просится наружу. Чава исподтишка показывает кулак:
— Крепись!
Витька перебарывает себя, глотает, а оно назад, Витька глотает, а оно назад… А Чава уже ложек шесть такого борща упорол! Что-то кричит с кухни бабка, мать Чавы звенит ложками, Витька не в силах больше держать гремучую жидкость в себе, до краев наполняет уже почти пустую тарелку, достается и цветку. Тотчас же опять входит мать с натертой, как солнышко, ложкой в руке.
— Я своей попробую!
Немая сцена. Оба едока за столом окаменели. Кто-то из писателей утверждал, что у пьяных и у влюбленных есть свой ангел-хранитель. На их пьяное счастье что-то спросила из-за занавески бабка. Тетка Зина — Чавына мать оборачивается, что-то отвечает ей. Сашка хватает тарелку и швыряет в открытую оконную форточку. Трах! Тарелка зацепилась за раму и все стекла, занавески залили жирные ржавые пятна. Мать оборачивается, немеет от застрявшего в горле восторга.