Со Шпалы усыхала вся палата. Подарили даже смехом чью то вязанную спортивную шапку для того, «чтобы «головку» после баньки не просквозило». Хуже было после еды, когда ложки и стаканы в очередь полоскали в раковине палаты. Тогда приходилось, прикрывая руками огромное хозяйство, ковылять танцующим шагом до туалета. А сестры в отделении как назло все молодые, они или сами поняли причину столь странных Витькиных передвижений, или из палаты кто-то подсказал, только зачастили к ним именно после завтраков, обедов и ужинов. В палате же мужики еще специально тянули с мытьем посуды, а то взяли да и приклеили на стене перед кроватью Шпалы фотографию полуобнаженной знойной женщины — вырезку из журнала. Но если фотографию можно сорвать, то затеянные специально рассказы анекдоты и истории про подобного рода дела не сорвешь, не пресечешь каким-либо иным способом!
Словом, издевались всем отделением над Витькой как хотели. За день до выписки, не в силах терпеть, Шпала опробовал аппарат на холостом ходу и пришел к заключению что он уже вполне исправен. Теперь лишь требовалось поле деятельности для обкатки норовистого конька, испытание в боевой, так сказать, обстановке. Витька, придя на представление, приглядел недалеко от себя на скамейке девчонку при теле и недурной внешности, подсел, познакомились. Наташка оказалась родом из районного городишки Шебекино. (Там Шпала как раз под руководством старшего двоюродного брата постигал азы бранной и бабной жизни.) Обзавелась крышей и койкой она здесь в общежитии консервного завода. Потом новые возлюбленные целовались до глубокой ночи. ЦелКоваться Наташка умела, льнула всей тугой ядреной грудью. У Шпалы два вечера их встреч болели губы, язык и еще более половой инструмент с придатками. Расходились за полночь, под самый последний рейсовый автобус до Южного, везущий преимущественно людей, отработавших вторую смену. Витька едва успевал запрыгнуть в него, добирался до постели и тут только снимал адское напряжение. (Закат солнца вручную!)
На третью их ночь довольствоваться поцелуями и зажиманиями Шпала отказался, поставил вопрос ребром: или — или! Наташка закатила истерику, стыдила его за хамские требования и порочные наклонности, клялась, что еще невинная девочка, ни разу не целованная (в некоторые места), что ей сейчас нельзя и вообще она позволит подобное только после свадьбы! Витька доказывал, что более терпеть не в силах, и был неумолим. Они разругались. Натка попросила ее проводить и поцеловать напоследок. Дверь общежития закрылась за ней и Шпала побрел к остановке автобуса, успокаивая себя тем, что лучше так, чем мучения. Но за углом Натка догнала его и объявила ликующему Шпале что согласна! Они долго искали подходящее место потемнее, побезлюднее, желательно в каком нибудь замкнутом пространстве и на удобном ложе. Наташка без спросу взялась читать ему свои стихи. Оказалось, что она пишет стихи! В школе помещала их в стенгазету и даже один или два раза пролезла в районку. Впрочем, в поэзии Витька был не силен, тем более в данную минуту, возможно она просто наизусть читала ему что-то из классики, уж слишком хороши были стихи. В конце концов она сама потащила Шпалу в какой-то двор, сказала, что знает там подходящую скамейку. Но скамейка оказалась грязной, закиданной песком. Натку уже колотило: