— Что вылупился, ментяра гребаный, — орет Шпала в истерике, — ложил я на вас, мусора! Ну подойди, попробуй — глотку перегрызу, сука!
Технология допроса и уловки следователей. О роли мандавошек в истории: из за них Пушкин промазал на дуэли, а Наполеон проиграл битву при Ватерлоо. Дантес подкладывает свинью в кровать Евгению Онегину и Татьяне. Брежнев поздравляет собратьев по «перу» и кастету. Его брат — Пиночет ввинчивает коловорот в череп Ленскому, отчего тот пишет бездарный роман в стихах. Видя зверства Александра Македонского, обутого в тряпочные валенки и галоши высокой проходимости, недисциплинированные покойники бегут из мертвецкой. Их ловит мясник из гастронома. Затем все выше перечисленные садятся в воронок и едут на торжественные мероприятия: комсомольский субботник, сбор металлолома, ударную плавку, закладку последних штанов в пользу голодающего Поволжья.
— А-а-аа! — вновь взвывает мать и Витька бросается к выходу. Его кто-то ловит за рукав. Шпала отбивается не глядя, по чему попало. Выбегает на улицу. Прыгает в черное, прокаленное морозом нутро воронка. Забивается в угол. Ментам того и надо. Они сделали свое дело и на Витьку видимо не в претензии; мирно садятся на лавки у двери. Садится он. Воронок взвывает, дает кандраша, взбрыкивает с места в карьер и увозит наконец Шпалу от проблем. Минутой позже к нему присоединяется Чава. Его родителей, как выясняется, допросить успели раньше Витькиных. Одуряюще медленно тянутся минуты ожидания в обшарпанном коридоре отделения милиции. Замызганный, полувыкрошенный линолеум. Расшатанные театральные кресла из гнутой фанеры по четыре в пачке. Высокий однообразно серый и грязный потолок. Многочисленные, обитые темно-коричневым дерматином двери с номерками от единицы до двенадцати. Причем дверей только десять. На одной сразу три номерка в ряд: 7,8,9. И тишина!
Налицо вся никчемность жизни. Первый кабинетик — это рождение, последний — смерть. Между ними какие-то еще там события: кабинетики 2,3… 11. И долгое, в перерывах между этими событиями, ожидание в коридоре. Пропащее время, взятое у тебя взаймы без отдачи чиновником. Возникать не имеешь права! Иначе тебя без пересадок, транзитом пошлют прямо в последний кабинет. Их с Чавой допрашивают по очереди: один вышел, другой заходи! Только и отдышки, что успеваешь перекинуться взглядом с единственным своим здесь человеком. Система допроса рассчитана на изматывание, запутывание и, как следствие, ошибку, неосторожность. В который раз приходится пересказывать одно и то же. Вопросы следователя так же раз от разу повторяются в той же последовательности. Лишь с некоторыми изменениями: один два отбрасываются, а в конце присоединяются один-два новые. В них весь смысл очередного прокручивания пластинки. Какой-либо настоящий или мнимый подвох. А все остальное лишь гипнотический сеанс на усыпление. Ты говоришь, а следователь смотрит на тебя, как удав, перекладывая бумаги с одного конца стола на другой и обратно — это тоже часть мистического действа: танец шамана, у каждого, впрочем, свой. Вопросы-ответы заучиваются, рифмуются и к финалу получается некий бездарный роман в стихах. Под конец (это уже видимо за полночь) устроили обоим очную ставку и перекрестный допрос. Вот они — минуты творчества — живая импровизация!