— Эх, подонок! — только и сказал отец, вышедший из спальни, когда Шпалу уводили. — Сколько я тебя из петли вытаскивал?! Все равно неймется. Сам в нее лезешь, лезешь, аж пищишь! Но вот попомни мое слово, больше пальцем не пошевелю. Что заработал, то и получай!
Мать была вся в слезах и причитала на разные лады. Обращалась то к Витьке с призывом образумиться, то к милиции, прося отпустить, а то к отцу, умоляя замолчать и не обещать со зла того, о чем потом придется жалеть. Ах, мама — мама, поздно, давно поздно. Еще с детского садика! Все сверхчеловеческое напряжение последних суток навалилось на него разом, вдруг обретя какой-то новый оттенок: «Да сколько же это можно так жить? Такое терпеть! За что такие испытания одному? Вся жизнь — приманка, издевательство! Разве он придумал правила этой жестокой игры? Или возможно было от нее уклониться? С рождения все тебя пинают и бьют по голове, стремясь любой ценой принизить, уничтожить твое внутреннее «Я». «Я»- последняя буква в алфавите! — как еще в школе учат. Сделать машиной для удовлетворения своих похотей… И вот, если ты это свое «Я» все-таки сохраняешь, обретаешь навыки защищаться и наступать, тебя сажают в лагеря! Изолируют как опасный для данного так называемого общества элемент. Оказывается ты нарушил его законы! А гады торжествуют. Их эти законы защищают от рождения, потому что они все вкруговую лижут друг другу задницы. Общество жополизов и хуесосов! Их закон это меню-раскладка — кто у кого от рождения и до смерти должен лизать. Но что не менее важно — непременно в какой последовательности! Они любят и ненавидят не по желанию. По необходимости: уступают свою жену, дочь, честь, кусок хлеба одному, в надежде отобрать это все у другого, еще более низшего. Хуесосы боятся независимых и ненавидят их. Им в голову не влазит как это можно так жить, ни у кого не отсасывая. Бунт! Развал системы!!! Потеря нравственности! Такие на что хочешь могут замахнуться. И вот за то, что Витька в их игру не играет: своего не отдает, жопу никому не лижет его и сажают.
Самая пакостная в данном бутерброде приправа это та, что сам он из него выкарабкался, а бабу оттуда для себя вырвать не смог. Именно ту, для которой, собственно говоря, все его «Я» Шпале и нужно было. В чем весь смысл выигрыша состоял. Девочку на глазах претендента пустили по кругу. Обидно. Но не потому, что проиграл! То самое обидное, что выиграть ведь и не мог ни при каких обстоятельствах. Так задумано было: «Система». Только всяк это понимает под конец, когда изменить ничего нельзя, а только и остается, что лечь головой на плаху. И черт бы с ней, если бы только твоя голова полетела! Ты ей хозяин был, с тебя и спрос. Но родителям-то горе за что? Вот она в чем подлость! Худо-бедно, но есть у тебя успокоение — знаешь, что в конце концов не мог поступить иначе. И повторись все сызнова, зная о грядущем конце, поступил бы так же, только еще решительнее. Не остановился бы на полдороги. Не оставил на потом. А выхлебал всю ту удачу, что привалила, до донышка! Не поймут того родители, никто не поймет. Долгий разговор! Жалко мать. Но бога ради избавьте Шпалу от ее жалости. Не надо его жалеть, ему так спокойнее, легче! Невыносима эта пытка непониманием. Невыносима! Невыносима! Невыносима! А-а-аааа!… это он в слух воет? Нет, еще про себя. Но слезы уже хлынули. Витька прячет лицо. Озирается, и видит пристальный взгляд лейтенанта. Это уже слишком!