Первый День Службы (Семакин) - страница 348

— Эй, ты что тут делаешь?

Сбоку возник мужчина в черном прорезиненном фартуке. Точь-в-точь как у мясника в гастрономе! В перчатках и с каким-то хитроумным коловоротом в руках.

— А… я на экспертизу пришел.

— Тебе сюда еще рано! К нам сами не приходят.

Мужчина открыл краник в головах покойника, на труп полилась вода.

— Уходи отсюда, а то плохо станет, возись тогда еще и с тобой!

И он принялся ввинчивать коловорот в череп покойника.

— Уходи, уходи, не положено здесь посторонним!

Кое как сдержав рвоту, Шпала выскочил наружу. Вид вываленных на камень внутренностей, запах крови и формалина преследовал его. Белизна свежего снега успокоила. Витька зачерпнул горсть пушистого свежего, переливающегося искорками покрова, сунул в рот.

Пренеприятная же это штука, когда тебя осматривают, ощупывают, обстукивают холодными, как лягушка, руками. Что-то долго подробно пишут в казенный талмуд, дотошно расписывая каждую ссадину. Написали бы коротко: «Весь избит до такой-то степени по шкале Рихтера. Диагноз: Отрихтовали!» И все дела. Справку, очевидно, следовало присовокупить к заявлению о том, что такие-то и такие избили его. Злодеи! И что их следует за это наказать. Расстрелять, поставить в угол, лишить участия в комсомольском субботнике, в сборе металлолома, в экскурсии местам боевой и трудовой славы, в школьных играх на приз шахматной короны с Ботвинником впридачу… Или наоборот — наградить! Объявить благодарность с занесением в личное дело, позволить принять участие в юбилейной ударной плавке, в закладке парка в честь покорителей космоса, в закладке последних штанов в пользу голодающей Африки, в бессрочной ударной вахте памяти… Но у Шпалы ведь уже лежало в кармане собственноручно написанное заявление об обратном: претензий он не имеет. Поразмыслив, Витька решил обе бумажки пока никуда не отдавать, а оставить в кармане на всякий, как говорится, пожарный. Он благополучно добрался домой и в следующую неделю носу за двери квартиры абсолютно не высовывал. Менты, как ни странно, его тоже не донимали.

Гроздев не знал, что дракой в общаге железнодорожников занимается городская милиция, а убитым — железнодорожная, которые между собой не особенно в контакте. Не знал, что «убийцу» нашли еще в ту же ночь. А через сутки под напором увесистых «улик» милицейских он сознался. Это был хилый тубик, недавно только освободившийся из лагеря. Пойман он был в «сей же час»! С поличным. На хищении каких-то вещей из ж. д. склада, у которого стоял злополучный вагон. И оказал вооруженное сопротивление сотруднику милиции. (Проткнул ножом шинель и поцарапал руку.) Вначале непреклонный, под массированными побоями он быстро сник, сообразив, что и мент ему обойдется не дешево! Так что довесок не стоит того, чтобы на него гробить драгоценное здоровье, которое на отсидку срока в лагере ему очень пригодится. А тут еще следователь оказался — душа человек: Сменил гнев на милость и стал играть с ним в открытую.