, может чего-нибудь понять не так, поэтому лучше его не задевать. Предупреждать больше никого ни о чем не будет, право выбора оставляет за собой. Фактически, Шпала мир отверг, как Троцкий, выдвинув лозунг: «Ни мира ни войны!» — чистейший идеализм! В реальности этого не может быть, тем более в камере. Козыря, сегодня заново родившегося на свет, да и остальных, естественно, эти условия устраивали мало: что значит оставляет выбор за собой? Это выходит, если Витьке привидится в их действиях или словах что-нибудь не то, Шпала, никому ничего не говоря, встанет ночью и придушит, кого посчитает нужным. О чем оппоненты Шпале и поведали. Игры в малолетку кончились, наступила реальная жизнь, в которой живут люди, а не супермены. Козырь спросил, как они, в таком случае, могут быть уверены, что ночью Витька кого-нибудь из них не запорет? Шпала ответил, что не может дать им никаких гарантий на этот счет. Тогда все возвращалось само собой на круги своя: для того чтобы быть уверенными, они должны его обезвредить первыми — значит опустить, опидорасить. Но тогда уж точно он их всех запорет. Опять тупик.
— Тогда давай забудем, живи со всеми на равных, — предложил Козырь.
Шпала ответил, что все это мразь — Козырь с одной стороны и все остальные, которые ему шестерят, с другой. Козырь заметил, что раз так уж сложилось, так идет, то какой выход? Все равно верх в камере Витька не возьмет, у Шпалы нет той поддержки, что у него — Козыря, и, значит, шестерить будут ему, а не Витьке. И на равных им нельзя, такого в камере не бывает! Шпала сказал, что бывает — он будет жить по своим законам. На том разговор и закончился, повиснув в воздухе. Ну и зачем нужен был этот разговор Витьке? Все равно никто бы не рискнул после этого на него наезжать, так зачем же Шпала, оставаясь в меньшинстве, выкатывал такие тяжкие условия, провоцируя остальных на вражду и вечную боязнь? Козырь отделался, можно сказать, царапиной да испугом. Однако воспитательное значение этот поступок имел большое. Шохи приутихли и стали даже заискивать перед Шпалой. Козырь «окопался», но с поражением не смирился:
— Ничего, — шипел он, — в осужденке разберемся!
Потом их камеру растасовали, и к суду Витька приготовил стальную ложку с заточенным под кинжал черенком. Все ложки в тюрьме были заточены — ими резали хлеб, но то были алюминиевые, а эта по недосмотру охраны оказалась стальная. Конечно, в случае обнаружения, ее хозяину полагался карцер, но такие мелочи Витьку не интересовали. Решил: «Как только захожу в осужденку, сразу валю Козыря, иначе против всех (там будет и Цыган) не устоять».