Социалистическая… И кто-то же специально придумал, рассчитал этот эффект храма, как будто не народный суд заседает, а средневеково-инквизиторский. Еще бы судьям черные маски на лицо, а вместо стола — плаху с топором из мясного отдела магазина. Нет, чтобы по-простецкому: скамья подсудимых, скамья судей, скамья присутствующих…
Перед судом Шпалу переодели в его вольные шмотки, бороду остригли машинкой и дали станок побриться. Лезвие в станке оказалось новое, чересчур острое. Витька, отвыкший от подобного занятия, весь изрезался и выглядел после бритья, как после Куликовской битвы. Валет Василий Лукьянович провожал на суд отечески:
— Ну, давай, Гроздев, с богом, как говорится, да поскорее возвращайся, я для тебя тепленький казематик припас!
Тепленький казематик — это осужденка, где уже ждут его враги — Цыган и Козырь, с которыми предстоят Шпале кровавые разборки. И собаковод это знает, но не знает он, что для этих разборок Витька припас подходящую приправу. То-то будет ему сюрпризик! Потом, когда Шпала выкрал Ларочку и имел с ней откровенную беседу, она, в числе основных его недостатков в качестве претендента на должность возлюбленного, назвала чрезмерную жестокость. «Откуда в тебе это?» Очень просто, граждане, вас бы на три месяца на малолетку. Какими пригожими вы оттуда выйдете!
Наконец объявили, что суд удаляется для высасывания приговора. Присутствующая публика вышла покурить. Чаву, третьего их подельника, который до суда ходил под подпиской, мент-охранник выгнал со скамьи подсудимых погулять, чтобы не набрался глупостей от зэков. Им с Зилом родители передали пакет с едой. Разложили снедь на скамье, и, так как места оказалось мало, пришлось Витьке спихнуть с нее сидевшего за спиной мента. Он к тому времени уже был тихенький и не рыпался, Витька его выдрессировал. Принялись уплетать обшую хаванину, кто быстрей. Вдруг Зил сгреб все в кулек и спрятал этот кулек себе за спину. Неслыханная борзость! Так как рот у Шпалы был забит до предела, он выразил свое неудовольствие по этому поводу рычанием. Но Зил показал в ответ пальцем на трибуну, где судьи уже вновь заняли свои троны, и ждали лишь восстановления тишины для важного сообщения. Не успели все сесть, как кто-то рявкнул: «Встать!» и все встали. Давясь, Шпала заглатывал непрожеванную пищу, поперхнулся, и чуть было не прыснул всем этим на их благородие судей. Однако, Витька сдержался и оттого глаза его наполнились слезами, которые весь зал несомненно принял за слезы раскаяния.
Жизнь Гроздева всегда складывалась какими-то невероятными сногсшибательными зигзагами, свидетельством чему и эта повесть. Если бы ему сказали, (а ему и говорили!), что на скамье, где сейчас решается его судьба, он через несколько дней будет иметь вон ту симпатичную секретаршу, стенографирующую сейчас ход судебного разбирательства, как вы думаете — поверил бы он? А если теперь ему, нынешнему, сидящему вот уже в кутузке ЛОМа, сказали бы, что через несколько месяцев он будет обитать на берегу Черного моря?.. Морей Гроздев вообще в своей жизни еще не видел.