Поверите ли: я каждый раз буквально любуюсь этой картиной солдатских зачетов, возможной только в нашей, социалистической армии; как-то удивительно ощущаешь в эти минуты спаянность людей, их единство в чем-то главном, хоть на них и разные знаки различия. И пропорции всегда прямые: застава, которая дружно проверку политических знаний проходит, и свое основное дело так же дружно, твердо и четко выполнит.
Конечно, опрос ведешь по-разному. Старослужащих уже знаешь, им только вопросы по теме, или, если у кого были взыскания, то лишний раз разбередишь ранку, заставишь признать, что был не прав. С новичками — знакомиться надо. Ты для них пока чужой дядя. Любым способом пытаешься заставить такого парня разговориться, быть искренним с тобой.
Недавно вот попался мне один такой — первый раз в дозор сходил.
— Страшно было? — спрашиваю я его.
Стоит юноша, мнется. Ну как перед товарищами, которые, улыбаясь, ждут ответа, признаться в таком непростительном для мужчины грехе? Но и врать тоже не хочется.
— Не-нет, — все-таки тянет он, и тут же поправляется: — Никак нет, товарищ майор!
А я не отстаю.
— Неужто совсем? Ни капельки?
Солдат снова в смятении.
— Да… Нет… — едва слышно выдавливает он из себя.
— Ишь, храбрец какой! — восхищаюсь я. — А вот мне поначалу частенько страшно бывало. Правда, мы-то еще в одиночку в дозор хаживали, зато такого страха натерпишься… Вдвоем вам куда веселее. Значит, говоришь, совсем-совсем не боялся?
— Ну, разве что немножко, — признается наконец солдат и улыбается.
— Вот видишь, — облегченно вздыхаю я, — тут уж никуда не денешься…
И он доволен собой, и я доволен: еще один впервые встреченный мною в жизни человек был со мной до конца откровенен. Теперь у меня есть надежда на то, что и в более серьезном случае он тоже не скажет мне неправду.
А сколько таких ребят пройдет за… ну, скажем, за двадцать лет непрерывной службы? А сколько раз приходится идти дальше и заново перекраивать и переделывать то, что успела напортить не слишком далекая семья солдата или слишком равнодушная школа?
Бывают и просто нежные, хрупкие еще натуры: проснется парень утречком, ревмя ревет, ничего не воспринимает. Что такое? Оказывается, он дом родной во сне видел. А ему через час на боевой пост заступать. Тут уж от политработника такая мудрость, такая ювелирная тактичность требуется… Лучше всего, конечно, если удается уловить, что такому юнцу действительно по душе, и сомкнуть его увлечение со службой. Буйным головушкам тоже так: любимое дело лучше всего помогает восстановить утраченное равновесие. Техника. Спорт. Любовь к животным. И еще — своевременно оказанное доверие. Не бесконтрольное, конечно, тут, на границе, позволить себе этого никак нельзя. Нет, сперва под неусыпным контролем.