Не знаю почему, но напряжение буквально повисло в воздухе и чувствовалось гораздо сильнее, чем когда бы то ни было. Как будто мы шли по бесконечной лестнице, не особо надеясь на какой-то определенный исход. До смерти устали, измучились, уже начали с сомнением посматривать вниз и все чаще задумываться, а не зря ли вообще сюда сунулись, как вдруг – вот она, долгожданная площадка, на которой будет сон и отдых, вопросы и ответы. Короткий миг перерыва, после которого еще неизвестно – придется ли делать новый рывок, есть ли впереди выход или же мы напрасно потратили время и теперь будем вынуждены совершить такой же утомительный спуск.
Даже Ширра поддался всеобщему настроению – неожиданно стал раздражительным, подавленным. Он все чаще уходил далеко вперед, скрываясь за каменистыми склонами, а возвращался лишь вечером или тогда, когда мы начинали отклоняться от выбранного направления. А от меня был вынужден держаться в стороне. В том числе и потому, что Рум не давал ему ни единой возможности ко мне прикоснуться. Стоило только скорру приблизиться, как маленький призрак мгновенно вырастал в крылатое чудище и свистящим шепотом требовал отойти. Ширра злился, его глаза в такие моменты знакомо чернели, но Рум, до этого еще смирявшийся с присутствием скорра, вдруг заупрямился. Причем так, что даже мне не удавалось его переубедить. Более того, едва я начинала сердиться, как он рычал и на меня тоже, проклиная тот день и час, когда на моем пути встретился двуличный шиир.
Я знала, почему он так переживает: кажется, Ширра нарушил их негласное соглашение и предложил отправиться в Иир, когда Рума не было рядом. Я, в свою очередь, бездумно согласилась и, по мнению призрака, за всю свою жизнь не совершала большей ошибки.
Нам только однажды удалось поговорить с Ширрой один на один, но и тогда он держался на редкость отстраненно. Особенно после того, как я попросила его дать слово, что никто из моих друзей не пострадает, если нам вдруг доведется встретиться с его родичами.
Нет, просьбу мою все-таки выполнил, но отчего-то старался больше не встречаться со мной глазами и после этого отстранился окончательно, что тоже не добавляло радости. Да еще Рум подливал масла в огонь, наотрез отказываясь со мной разговаривать после того, как узнал, что я все-таки нашла способ побеседовать со скорром с глазу на глаз. Точнее, первые полчаса он вообще не мог сказать ничего вразумительного. Только метался от одного дерева к другому, бешено светился и потрясал призрачными кулаками так яростно, что я боялась – врежется на полном ходу. Потом завис у меня перед лицом, прорычал что-то непереводимое, а затем со стуком сомкнул челюсти, всплеснул руками, умчался. И теперь поглядывал на меня исключительно сверху, ни на мгновение не отлетая дальше, чем на двести шагов, и неизменно преследуя мохнатого проводника везде, куда бы он ни отправился.