— Доволен путешествием? Чего молчишь? Знаешь, куда попал?
Шурик исподлобья окинул взглядом кабинет:
— А куда, дяденька?
— Дяденька! В милицию попал, племянничек! Вот куда.
Шурик давно дал себе слово не плакать ни при каких обстоятельствах. И сейчас ему было очень трудно сдержать свое слово. Он опустил голову и крепко сжал губы.
— Поди-ка сюда, — позвал Зубов. — Иди, иди, не бойся… Вот так. Согни руку, покажи мускулы.
Шурик смущенно заулыбался, но руку согнул и даже покраснел от натуги. Виктор двумя пальцами помял Шурикины мускулы и презрительно усмехнулся:
— Это, брат, у тебя не мускулы, а клюквенный кисель… Потрогай мои.
Виктор поднес к носу Шурика круглый, подвижный шар, взбухший на его согнутой руке. Шурик попробовал обхватить его всеми десятью пальцами, но ничего из этого не вышло. Мускулы Зубова были тверды, как хорошо надутый футбольный мяч.
— Видал? — спросил Виктор. — Я, может, сам давно собираюсь путешествовать и на тигров охотиться. Да и то считаю, что силенок еще маловато… И знаний не хватает. Ты вон меж двух рельсов заблудился, а еще челюскинцам помогать собрался… Дурость одна… А сколько нехороших дел по этой дурости натворил? Одного начальника поезда обманул, от другого сбежал. Мать напугал так, что она заболела. Сам чуть под поезд не попал…
Шурик стоял совсем пришибленный. Славик, разинув рот от изумления, впервые думал о том, что Шурик, видимо, еще не самый умный человек на свете.
Распахнулась дверь, и в кабинет быстрыми шагами вошел запыхавшийся Павел Петрович. Увидев ребят, он остановился, хотел что-то сказать, но промолчал. Он подошел к столу и долго тряс руку Виктора Зубова. Отведя Павла Петровича в сторонку, Виктор тихо сказал ему:
— Вы их там, дома, не очень больно… учите. Они уже страха нахлебались, — надолго хватит.
Павел Петрович кивнул головой и повернулся к мальчикам:
— Идемте!
Он хотел взять ребят за плечи, но, должно быть, промахнулся и схватил их за уши. Так и повел. Ухватился он крепко и не замечал, что ушам больно. К тому же было очень неудобно идти с ушами, зажатыми в чужих пальцах. Приходилось неподвижно держать голову на кривой шее. Но Шурик не жаловался. Он мужественно шел за отцом, а сзади, из рваной дыры в штанах горестно выглядывал беленький кончик рубахи. Зато Славик рыдал во всю мочь и дудел на одной ноте:
— Я бо-ольше не буду-у-у!