Сенсуса армия рано или поздно наводила должный или не совсем должный порядок); звенели мечи, гремели орудия, скрещивались молотки и зубила, лились яростная кровь и расплавленная бронза — и только чёрный человек продолжал все так же задумчиво блестеть мускулатурой, подпирая кулаком тяжёлую голову в что-то шепчущей лиственной светотени…
— И только когда ничего не ведающий изумлённый Когезий рухнул как подкошенный, сражённый из-за кулис братской рукой, но предательским дротиком злокозненного Дисперсия — только тогда опомнился Урарумский Каган и огляделся в ужасе: половина Биробиджана-На-Плотах была затоплена, другая половина горела; отрубленные головы проигравших конкурс телолепов скалились на пиках дворцовой ограды; вырвавшиеся из стойл обожжённые боевые гиппопотамы со страшным рёвом давили и перекусывали всех подряд; народ, решивший, что настал конец света, безумствовал, разносил винные склады и предавался промискуитету; и только верные Чёрные Полковники, усталые и с ног до головы покрытые кровью и пеплом, ещё теснее сомкнув ряды, прикрывали Кагана выщербленными щитами…
Старец на миг прикрыл глаза — ну всё, вроде бы отключился — но нет, приоткрыл один, обвёл всех язвительным взглядом (не дождётесь, мол) — и вдруг, гордо вздёрнув подбородок, выдал эффектную концовку, показав, что вся история была лишь вступлением:
— И тогда опомнившийся Великий Урарум-Каган Биробиджанский простер свою державную руку с единственным перстнем, носившим гордое имя Светоч-Разума-Во-Тьме, ибо вделан в него был магический бриллиант Яйцо Тримурти в 200 карат! И грянули из него лучи неизреченные, и опустили руки сражающиеся, и тихо поникли уже пронзённые, и захлебнулись ненасытные, и даже боевые гиппопотамы извелись в ожидании… И тогда над прахом своего фаворита изронил Каган золотое слово, со слезами смешанное: «Ты неси меня, Коцит-река, обернись студёною Каялой! Омочу я шелковый рукав, кровь остановлю из раны алой, чтоб забыл, как смерть была близка, ненаглядный мой визирь удалый! Пятясь раком, слезы лей, Коцит, прилелей ко мне мою ты ладу, оберни зегзицей антрацит, к Нижнему не рвися Термогаду! Ах, угас могучий мой амант — повелеть осталось телолепам: блеску мышц, неистовству ума должен стать Когезий вечным склепом! Жизнь скучна, когда боренья нет — пусть смутит гармонию планет!»
Сенсус обвел поражённых слушателей торжествующим взглядом уже не выцветших, а горящих глаз и тихо отчеканил:
— Предельным напряжением тела и духа испытующе смотрит Когезий в мир, лишённый согласия, и в лик смерти; безбрежное царство Нижнего Термогада распахивается перед его мысленным взором…