Август в Императориуме (Лакербай) - страница 147

Вот за чаек переживать не надо — со спины зазевавшейся утки в красивом пике утащит оранжевоклювая грациоза упавший кусочек… А возмущенная кряква попытается цапнуть её за хвост… А другая научится у чаек ловить крошки на лету… А третья нагло крякнет другой прямо в ухо, отчего та с перепугу сунет голову в воду и встанет вертикально хвостом вверх… А листья уже, как цветной дождь, густо устилают за скрипуче-качающимся мостом иловодную речную излучину, и зеленоголовые селезни распускают весь свой гонор… Эта фреска живая клетка их стволовая безразмерная словно языкаст полюбовно мир как сень безразмерных языков своих пленных огорчаем мы чаек не дичая скучаем расточаем следы листворечной воды попивая чаек сами лишь ручеек сами лишь чугунок сквозота и скворечь да створечь простеречь

Как ни крути, а главной оказывается проблема перевода.

Глава 17. Пока он спал

ПЕРЕВОД

С восхода идёт тёмнокожая тьма.
Высечен город предсмертным закатом.
Я бы давно это сделал — но рядом
Роется пес в зиккуратах дерьма.
А над кристаллом гранатовой лужи
Друг темнокожий, смущён и сконфужен,
Видит себя и не знает, что хуже
От белозубой догадки ума.
С запада прет тёмнокожая тьма.
Хвост её в дымной теряется сини.
Если её мы так долго просили,
Я бы давно это сделал, мама
Поздний ребенок ножом в апельсине
Вырезал дно — и, подобно трясине,
Втянуты орды грызей и косилен,
Опустошающих закрома.
С севера — да, тёмнокожая тьма.
С севера, слышишь, гудят плотогоны.
Гнутся под ветром орлы и погоны.
Катится пес в зиккуратах дерьма.
Катится, ноги сломав, жеребёнок.
Взвизгнув, разделась и роща сама.
Где ты, родная? …лишь свист перепонок,
И телефонная трубка нема.
С юга летит тёмнокожая тьма.
Мечемся, бьёмся в осколки наречий.
Улицы гаснут, кончается вечер,
Нет перевода, подстрочник тюрьма…
Где перейти это бедствие речи!
Спрятаться от бесноватой картечи!
С демонского — на человечий!
С режущего — на обнима

Глава 18. Детский сад Ханумана Игрушкина

Как эффектно цитировал с демонически горящими глазами, поднимая смертоносный ствол, один из героев замечательного прачеловского фильма, «путь праведников сопровождает несправедливость себялюбцев и жестокость злодеев». Потом, правда, уязвлённый божественной случайностью в виде шести пуль, с нескольких метров нимбообразно вгрызшихся в стену и даже не задевших его с напарником, и взаправду начал философствовать… Но мы не повторим его спасительной ошибки и философствовать не начнем, ибо не уверовали — тем паче, что праведники, себялюбцы и злодеи крайне редко встречаются в беспримесном виде, а всё остальное человечество вполне достойно носит свои от рождения данные многозначительные или ничего не означающие имена.