Август в Императориуме (Лакербай) - страница 172

, и в частности весьма интересно расписывал фуерескоп, кэндлбум и потир. Калейдоскопия грехов Рамона никогда не интересовала, а вот свечевзрыв очень даже заинтриговал — ведь что остаётся после взрыва? Правильно, руины. А после свечевзрыва? Правильно — Свечеруй, одно из двух[42] главных сооружений Орденской Цитадели в Твердыне Духа, возвышающаяся на холме за Внутренней Стеной и видимая черт-те-откуда невероятная руина-портал, выглядящая как две слившиеся в полуоплыве стометровые свечи с тридцатиметровой щелью-отверстием неправильной формы внизу. Это именно руина — неизвестный даже спецам Ордена креморозовый камень чудовищно оплавлен и разорван. Как учат в Академии, портал сквозной, и видно сквозь него хорошо, но вошедший с любой из сторон просто исчезает (складка пространства на манер Непути?), поэтому периметр замкнут постоянным Пси-полем большой мощности… У Рамона закружилась голова: Свечеруй, Климатерия, Адорайский Фонтан, Непуть, Башня Одиночества, Дуэспир (монументально-асимметричная двойная спираль на Пьяной Скале где-то в южной оконечности Воителей Запада) — сколько загадок даже в Омире, внутри нынешнего Круга Человечества!

Барон зажмурился и тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться. Причем тут кэндлбум, прах его подери!

Перед ним на видавшем виды грязно-желтом (с землёй, что ли, лак мешали, привычно отметил сенсолётчик) скрипуче-скособоченном платяном шкафу возвышался самый настоящий потир — помятый узорчатый медный жбан на журавлиной ноге. Но ещё страннее — он был превращён в удивительную цветочную клумбу: по краям красовались крупные желтые и оранжевые адонисы, перевитые бело-розовой маурандией, над ними сиреневели узкими пальчиками розаниппоны вперемешку с закатным переливом красно-золотых голдболлов, а выше, в окружении изысканных фиолетово-пурпурных шариков вербены имаджинэйшн, возносилась стройная лазоревая пирамида дельфиниума… Легкий сквознячок заставлял чуть подрагивать каждый лепесток этого сказочно-мимореального дива.

В голове не было ни единой мысли, и барон просто подошел к шкафу и щёлкнул по жбану ногтем. Раздался мелодичный долгоиграющий звон, как будто тот был пуст! Ничего не понимая, барон поднял глаза выше и присмотрелся…

Обалдеть. Мог бы, конечно, и догадаться — не садовничий и не цветовед, однако же… Преискуснейший пластик — и совершенно как живые! Даже дрожат от легкого сквозняка! Или это у меня глаза устали? Или солнце пригрело цветы так, что они ожили, а меня — что присоседившиеся где-то с краешку молчаливые и болтающие лишь ногами с забора глюки начали высадку прямо в мой огород?! Сейчас я отвернусь, и всё лишнее исчезнет… Мантра, мантра… Между прочим, тут висел Святой Пластрон…