— Стала покоряться моя перекоряция! –
и едва успел довольно потянуться, скрипнув суставами на весь переулок, как 10 секунд назад всхлипывания резко смолкли (Рамон был в пяти шагах, но уже не успевал — ПУННА взбесилась мгновенно, без предисловий), из горячего дверного мрака со полустоном-полукриком вылетел всегда лежавший на прилавке Бодуэнов любимый инкрустированный топорик для разделки мачупикч — лично Бодуэном же и наточенный! — и, глухо чвякнув, устроился точно ему в мозжечок… Так неуклюжий птенец-переросток возвращается с размаху в родное гнездо.
Щупать пульс, понятное дело, было бесполезно, и Рамон ограничился тем, что, не подпуская никого к распластанному телу и рыком загнав вмиг притихшую Фунидас обратно в лавку, отправил засуетившегося ваксера за городскими стражниками, дождался их и, показав свой значок, четко объяснил суть дела видавшему виды капитану. Тот заглянул в дверь, хмыкнул, невысоко оценив замурзанную и волком глядевшую падчерицу, продел пальцы в темляк висевшей у пояса сабли (видимо, для ускорения мысли), замер на пару мгновений — и буркнул, демонстрируя нечто вроде сочувствия: «Возгря кобылья… Отделается публичной поркой, а потом отправим на работы», — чем Рамон был вполне удовлетворен. «Придется Пончо слегка обновить компанию», — подумал он без всякой жалости к Бодуэну, уже завёрнутому в брезент и безропотно приготовившемуся нанести горизонтальный визит таким же горизонтальным коллегам в холодильниках судмеда. Кровь проступила бурым пятном и капала на утоптанную землю, сворачиваясь в пыльные шарики… Оп-ля! Лёгкость превращения живого в мёртвое феноменальна.
«Что ж, каждый получает свое. И вообще ему ещё повезло, — философствовал Рамон по дороге, вспоминая выражение, застывшее на лице мешком упавшего на это самое лицо сластолюбца. — Насладился вволю — и капут. Всегда бы так». И фраза была хороша — Квазид непременно заявил бы, что с такой и умереть не стыдно. И непременно добавил бы: а ещё лучше с такой пожить, ибо не согрешив, не покаешься! И вообще всё небогоугодное рано или поздно обращается в богоугодное потому что оправдание всегда в оправдывающем а осуждающий себя судит самого осудителя
А ещё она любила называть себя в полудетстве Огородная Дева летом спасалась у бабушки пусть с детьми но и сама с собой нянька замученная но неунывающая раскачивалась на скрипучих качелях дети копались в земле ела-резала любимый салат петрушка укроп сельдерей салат листья свёклы плюс самые отборные корки чёрного хлеба с чесноком и молоком с фермы мякоть оставляла ругались малина незрелые мелкие яблоки подсохший горох и бобы бобы плюс распевала песни раскачивалась на скрипучих качелях травила мечты ушивалась с дедушкой по грибы-ягоды варила грибы по ночам недоварила-отравилась сапоги чавкают грязь комарьё всё равно классно чёрные джинсовая юбка и топик две кошки лицо с обложки