— Нет…
— Значит, он здорово умел маскироваться! Так когда же?
— Неделю назад. Он что-то натворил?
— Это мы и пытаемся выяснить наряду с его возможным местонахождением! Видите ли, у его работодателя исчезла весьма крупная сумма денег…
— Думаете, это Пончо? Он не такой, уверяю вас, господа…
— А мы этого и не утверждаем. Но факты таковы, что господин Рупарага и деньги исчезли одновременно — если, конечно, работодатель не воспользовался его исчезновением для прикрытия собственных махинаций! Всё придется проверять-перепроверять, всех опрашивать… Вы уж простите нас за назойливость, господин меченосец, — служба!
— Ничего-ничего. Каждый должен делать свою работу. Омир и Орден, господа.
— Омир и Орден, господин барон. До свидания.
Не помню, чья фраза (может, и ничья): «Жизнь — это коллекция глупостей, с которой почему-то жаль расставаться». Умники, как водится, полагают, что причина сей жали сердешной — в единственности твоего шанса, в краткости твоего смертного пути, в сводящем с ума количестве тонно-километров, затраченных на вбивание гвоздя или обживание раковины… В остывающей печке напряженно-попусту сгоревших лет и нервов якобы есть печальное удовольствие — неторопливо ворошить золу древней, как мир, кочергой, ненавязчиво исторгая зардевшиеся угольки-огоньки воспоминаний и поднимая скромно принаряженному по такому случаю в розовый гипюр небу (этакое вечернее девичество, жалостливо-просительное очарование морщинистых тёток) чуть увлажненные ранними звездами слез глаза… Ах, мать твою, до чего же верно!
Как бы не так.
Глупость необходима по другой причине. Она — безотказное лекарство от чужой безумной вечности, в которую тебя кратковременно зашвырнули, не спросясь, но ничего кроме которой не будет. Глупость — спасительный анаболик-транквилизатор для трудоголика-морализатора, отшиболик и дримоглот, сладкий пи. ец и острая водка, охренительный гоголь-моголь, лучшее средство от той убийственной шизопаранойи, в которую превращается жизнь при мысли о ней. При малейшей мысли о ней.
Стала туберанцем моя протуберация.
Вива аберрация, вива аберрат.
Просто живи и делай глупости.
Жизнь — это фонтан желаний.
И подобно фонтану, почти все они растрачиваются просто так.
Надо, черт возьми, успокоиться. Столько лет прошло…
А сколько столько?
Шесть. Нет, семь. Не так уж много, думал Рамон, впервые за много дней надев форму и решительно шагая по направлению к полночи по почти пустынным, призрачно освещённым газовыми фонарями улицам Базарного Квартала — а рядом другой Рамон без всякой насмешки думал о том, что думает первый, и на удивление не удивлялся решительности его шагов. Не можешь дольше думать — делай. Но лучше сразу делай, а думай поменьше.