— Тогда, в вашу любимую эпоху, благодаря гуманитарным наукам человек слишком много узнал о себе. Слишком хорошо понял, как и почему он думает, как говорит и воспринимает слова, как переживает эмоции, какие пружины им управляют. Социология, психология… — с невыразимым отвращением произнёс инквизитор. — Человек стал прозрачен сам для себя, как машина. Он понял, где у него кнопки. И люди начали всё больше нажимать на кнопки других людей. Сначала — чтобы лучше продавать товары, влиять на политический выбор… но границы всё расширялись и расширялись, управляемость всё больше захватывала и частную жизнь, и внутренние миры… и знание о кнопках становилось всё более массовым, пока всё человечество не превратилось в нечто вроде грандиозного механизма, где каждая машина непрерывно нажимала на кнопки других… пока на всей Земле не установилась невероятная по деспотизму тирания, которая в то же время была абсолютным хаосом. Там, где все пытаются управлять всеми, никто не управляет никем. Кнопки стираются от постоянного нажатия. Всё кончилось Катастрофой, которая была настолько безумна, что никто до сих пор толком не понимает, что конкретно произошло. И вот от какой судьбы мы пытаемся защитить мир. — Инквизитор перевёл дыхание. — Теперь вы понимаете? Теперь готовы сотрудничать не из страха, а из сознательного убеждения?
— Конечно, господин инквизитор, конечно! — Библиофил преданно пожирал его глазами и непрерывно кивал.
Инквизитор встал.
— Я не психолог, — сказал он, — поэтому не знаю, насколько вы искренни. И не хочу знать. Подготовьте вашу базу и — вот ещё пожелание — сами отберите книги для ликвидации. Это сильно облегчит нам всем работу. До завтра. Храни вас Бог.
Инквизитор направился к чёрному флаеру. Фамилиарий уже закончил погрузку и сидел на водительском месте, но багажник не закрыл. Инквизитор малозаметным движением вытащил из груды книг «Пропаганду» Бернайса, ловко спрятал в рукав сутаны и захлопнул багажник. Сел на пассажирское место, устало прикрыл глаза. Флаер взлетел.
Четыре тирана и суд Миноса
Критяне рассказывают, что их древние цари Минос, Эак и Радаманф после смерти стали судьями в загробном мире. Они взвешивают добрые и злые дела умерших и отправляют героев и добродетельных мудрецов блаженствовать в Елисейских полях, злодеев — терзаться в Тартаре, а обычных людей — бледными тенями блуждать в асфоделевых лугах Аида.
Однажды перед судьями предстали тени двух мужчин с горделивой осанкой, в золотых диадемах и багряницах.
— Это Лигдам, тиран Кидонии, — представил их Радаманф, — а это Евримедон, тиран Кносса.