Каждый школьник на всю жизнь запоминает этот день. Сколько недель он готовился — учился повязывать галстук, зубрил слова клятвы, боялся, что в последний момент ему припомнят двойку за поведение и не примут — то-то будет позор! Но вот, наконец, настает великий день, когда даже хулиганы и классные шуты становятся притихшими и серьезными. Школьников, наряженных в рубашки такой белизны, что больно смотреть, везут в Музей революции и выстраивают в линейку. Горны. Барабанная дробь. Церемония начинается.
Что первым вспоминается мне из событий того далекого дня в 1955 году? Речь старика, ветерана гражданской войны — вот что сильнее всего врезалось в память. Совершенно не помню его имени. Помню только сильный прокуренный голос, дрожащие руки в старческих пятнах и поношенный штатский костюм с одним-единственным орденом Красной Звезды на груди.
— Я вам, ребята, не буду рассказывать, за что орден получил, — заговорил ветеран просто, безо всякого пафоса. — Расскажу о другом деле, совсем бесславном. О том, как попал к белякам в плен. Было это в восемнадцатом году под Воронежем. Белые нас били будь здоров. Мы отступали по всему фронту. И наша рота попала в окружение. Что, думаете, мы решили стиснуть зубы и драться до последнего? Куда там! Не все люди герои. Был бы я героем, сейчас бы перед вами не стоял. Сдались мы. Я, замкомроты, своими руками белый флаг выкинул.
Наш строй молчал, затаив дыхание. Не такого рассказа мы ждали от ветерана.
— И вот ведут меня на допрос. За столом офицерик молодой чего-то пишет. Поднимает голову, смотрю — а это друг мой с детства, Васька Скоробогатов. Вместе в ремесленном учились, а потом девятисотый год, первая война миров… Как говорится, жизнь разбросала. И вот такая встреча. Он меня тоже узнал. Не скажу, что обрадовались. Васька мне сразу: «Что ж ты, сукин сын, подался в изменники рода человеческого?» Ну, я обозлился: «Сам ты изменник! Я за наших, за трудовой народ и братство миров, а ты за царя и буржуев!»
Старик говорил с явным волнением. Каждый из нас чувствовал: сейчас он заново переживает ту минуту, переживает всей душой.
— Васька аж вскочил, весь трясется: «А ты, говорит, за кровопийц, за осьминогов, за чудищ марсианских!» Ну, я ему: «Не кровопийство это, а переливание крови, святая жертва на алтарь междупланетного всеединства!» — прямо в лоб цитатой из товарища Богданова. Васька меня за шкирку: «Дурачок распропагандированный, вы же для них домашний скот!» А я ему: «Сам ты скот! Ты для чего на свете живешь: жрать да с… — Старик как будто осекся. — …Спать? Где высший смысл твоей жизни? А Старшие Товарищи с Красной Звезды, говорю, нам указывают лучезарный путь в космическое грядущее!» Тогда уж Васька отступился. Плюнул: «Черт с тобой, дурень, такое не лечится!» И кличет караульных: «Этого расстрелять!»