— Потому что я сам взял его из склепа Чингисхана, — ответил Казар.
— Если это правда, то я должен преклонить перед тобой колени.
— Так делай это побыстрее, потому что я хочу попросить тебя подержать штандарт, чтобы мне можно было спешиться.
— За такую милость я готов поцеловать твой сапог.
— В этом нет нужды.
Казар снял штандарт и Ариунболд осторожно принял его обеими руками.
— Взял? — спросил Казар.
— Да.
Штандарт опустился на ладони пастуха. Ариунболд покачнулся, сделал шаг назад, затем в сторону. Бычьи хвосты раскачивались, словно их везли на спине верблюда или на палубе корабля. Так продолжалось несколько секунд, затем Ариунболд овладел ситуацией, и штандарт замер в его руке.
— Ты силен, — заметил Казар, покидая седло.
Пастух взглянул на развевающиеся на ветру хвосты.
— Раньше я был кузнецом.
— Да, ты силен, — вступил в разговор Байяр. — Три пастуха, которых мы недавно встретили, не смогли удержать его в вертикальном положении, не говоря уже о том, чтобы пронести хоть несколько шагов.
— Я мог бы нести его куда угодно. Мое сердце переполняется гордостью.
— Ты сможешь нести его в бой? — не повышая голоса, спросил Казар.
— Да, если нынешним монголам суждено сражаться.
— А что, если я предложу тебе бесконечные битвы?
— Зачем они мне? У меня есть гер, три коня, стадо и верная жена.
— Ты богат?
— Мое главное богатство — доброе имя, как ты сам сказал.
— Я имею в виду золото, драгоценные камни, сбрую.
— Все это мне не нужно, пока есть то, что есть.
— У тебя красивый дом?
— У меня есть гер.
— А храбрость?
— Да, — насупился Ариунболд.
— Ты не трус, но твоя храбрость — это храбрость пастуха. Я мог бы научить тебя настоящей храбрости.
— У меня храброе сердце, разве я не монгол?
— Я еще не встречал монгола с телячьим сердцем, это так. Но мне нужен человек, который мог бы нести вот этот штандарт в гущу боя, зная, что тем самым он зажигает сердца всех монголов.
— Он зажигает мое сердце, — сказал Ариунболд.
— Я хочу объединить монголов.
— Ради чего? Мы живем там, где живем.
— Столица, Улан-Батор, лежит в руинах.
— Никогда там не был, хотя много слышал. Все в руинах. Прекрасные статуи Чингиса разбиты. Мужчины убиты, женщины взяты в плен, дети обречены на еще худшую судьбу.
— Мне не знакомы эти несчастные монголы. Они не из моего рода.
Все трое подошли к юрте, из которой тянуло пахучим дымком овечьего помета. К нему примешивался запах чая. В самые сильные холода эта волшебная смесь согревала монголов.
Коней привязали, и Ариунболд, откинув полог, вошел в юрту. Чтобы внести штандарт, ему пришлось пригнуться. Жена тут же принялась бранить его.