В аттическую форму заключен
Безмолвный, многоликий мир страстей,
Мужей отвага, прелесть юных жен
И свежесть благодатная ветвей.
Века переживешь ты неспроста.
Когда мы сгинем в будущем, как дым,
И снова скорбь людскую ранит грудь,
Ты скажешь поколениям иным:
«В прекрасном — правда, в правде — красота.
Вот знания земного смысл и суть».
Джон Китс, «Ода к греческой вазе»
[30]Рассматривая сосуд, Клеофонт мысленно переносит на него рисунки: как опытный мастер, он хорошо представляет, как они будут смотреться на изогнутой поверхности. Вдруг он замирает и, пробубнив себе под нос проклятие, нагибается, чтобы рассмотреть поверхность сосуда поближе. В одном месте глина стала слишком сухой. Протирая его, гончар увлажнил кусок замши, в результате чего на необожженную глину попала капля воды, и образовалось пятно. Опытный гончар не пытался скрыть этот дефект: он знает, что Клеофонт обнаружит пятно и расположит рисунки так, чтобы оно оказалось под слоем черного шликера. Поэтому гончар просто повернул вазу пятном к окну, чтобы утром его нельзя было не заметить.
Теперь начинается самое интересное. Клеофонт берет угольную палочку и аккуратно переносит контуры рисунка на глину. Затем он окунет «кисточку», сделанную из одногоединственного волоса из лошадиного хвоста, в шликер и примется рисовать легкими и плавными штрихами. Особо важные линии он процарапает по глине тонкой иголкой (позднее он заполнит борозды шликером, чтобы вся поверхность сосуда вновь стала одинаково гладкой).
Клеофонт гордится своим свободным, естественным стилем. Этой естественности способствует сама краснофигурная техника: черные фигуры вазописцев прошлого были гораздо строже и архаичнее, ведь все красные линии приходилось старательно процарапывать по уже подсохшему черному шликеру. Гораздо легче закрасить черным пространство между фигурами и дорисовать отдельные детали.
Когда около века назад Евфроний и другие вазописцыпервопроходцы начали работать в краснофигурной технике, реакция их коллег была неоднозначной. Однако без их новаторства Клеофонт не смог бы изображать на своих сосудах столь естественные позы и такие живые эмоции. Клеофонт не отрицает, что его творчество слегка вторично: он сознательно подражает простоте и элегантности скульптур Парфенона, созданных Фидием. Почему бы и нет? Ведь эти фигуры воплощают в себе дух эпохи, стремление к идеалу, который, конечно, недостижим, зато побуждает следующие поколения пытаться приблизиться к нему еще сильнее.
Клеофонт делает шаг назад и бросает взгляд на только что намеченные контуры. Может быть, люди будущего сочтут его творения грубыми и примитивными, так же как его современники свысока смотрят на неровные орнаменты старинных горшков. Но Клеофонт уверен: его поколение задает высокую планку. Он уже представляет себе законченную работу и чувствует: эта роспись ему удастся. Выразительные, но спокойные фигуры, насыщенные, но изысканные цвета…