Ноги у Василисы стали ватными.
— Марха!.. — Голос у нее дрогнул. — Марха, он… умер?
Пожилая чеченка в черном, стоявшая за спиной Василисы с подносом в руках, сердито нахмурилась:
— Умэр? Хор?.. Зачэм умэр. Он спыт, он псо врэма спыт, патаму чта балной…
Василиса подняла повыше керосиновую лампу-трехлинейку. По глухим, сложенным из плоских камней стенам хлева метнулись тени. Заквохтали потревоженные куры, мотнул хвостом привязанный к столбу ишак.
— Сматры — дышит! Мортвый не дышит, — сказала Марха Борзоева, родная сестра полевого командира Беслана Борзоева, хозяйка в его сакле, воспитательница трех его оставшихся без матери малолетних детей. — Дышит — значыт, живой, проста спыт.
— Спит, Господи! — выдохнула Василиса.
Протянув неуверенную руку, она осторожно тронула свежий еще кровоподтек под левым глазом Царевича.
— Господи Боже мой!.. Марха, его били?
— Зачэм, пачэму били? — ставя на колоду поднос с кувшином и лепешками, удивилась чеченка. — Он гост маего брата. Значыт, он мой гост. Гост бит нелза, Аллах накажэт. Гост кармыт-паит нада. А ты — бит!.. В-вах! Сапсэм глупый баба… Эй, Дуар, пставай!..
— Тс-с!.. Не надо, я сама! — остановила Марху побледневшая от волнения Василиса. — Э-э… Э-эдик, Царевич!..
Она легонечко тряхнула неподвижно лежавшего носатого человека за плечо. И вот ведь какое совпадение: именно в это мгновение минутная стрелочка на ее часах, тех самых, с Медным Всадником на циферблате, перепрыгнула с одной черточки на другую, а поскольку стрелочка часовая отвалилась еще по дороге из Аргуна, то и времени стало ровно 13…
Когда вышедший из военной комендатуры Амир сел в джип, было без трех минут десять по московскому.
— Кто это? — мельком глянув на Василису, хмуро спросил он.
Судорожно вцепившийся в руль Ахмет сказал то, что просила его сказать попросившая прикурить рыжая русская в джинсах.
— Это пресса. Ей надо в горы, к Беслану. Ее зовут Вера Пашковская.
Красавчик Амир чуть заметно усмехнулся:
— Зачем ты врешь, женщина? Тебя зовут не Вера, и никакая ты не пресса. Я видел тебя в Питэрбургэ. Я сидел в джипе, когда ты стукнула его своим «жигуленком». Ты — Рыжая, тебя искал Магомед, а ты ищешь капитана Царевича. Так?
— Так. Он жив?
— Кто, Магомед?
— Мой муж, Эдуард Николаевич Царевич.
— Он тебе не муж, ты просто живешь с ним. Зачем он тебе?
— Зачем?.. Ну, наверное, затем, что я без него жить не могу.
— Ха!.. Красиво говоришь, совсем как мой отец. Ты знаешь, что мой отец поэт? Чеченский поэт. Знаешь, что Эдуард Николаевич лучше всех переводил его стихи?.. Ва-а, женщина, ты ничего не знаешь!.. Ахмет, ты отдал ей свое личное оружие? Зачем ты сделал это?