Из телефонной будки у ЦУМа она позвонила знакомым циркачам, но и Прохоровых в Москве не было.
— Они случайно не на даче? — с надеждой в голосе спросила Василиса.
— Они случайно в Париже! — сухо ответила свекровь двоюродной сестры ее мужа, Глеба Орлова. — А грудного ребенка они, тоже совершенно случайно, оставили на меня…
С того же таксофона Василиса позвонила в комитет по розыску пропавших без вести военнослужащих при Министерстве обороны.
— Я по поводу капитана Царевича, — сказала она дежурному. — Какие-нибудь новости есть?
Ее попросили подождать. Ждала она долго, у будки успела скопиться небольшая, на удивление терпеливая мужская очередь. Наконец трубку взял человек, с которым она разговаривала уже несчетное количество раз, — полковник Феклистов.
— Это Надежда Захаровна? Здравствуйте, Надежда Захаровна, — сказал он. — Новости есть, и, к сожалению, неутешительные. Нашлись два свидетеля, будто бы видевших вашего супруга месяц назад…
— Месяц назад?! — вскрикнула Василиса. — Он… он был живой? Где, где это случилось? Кто его видел?..
— Два местных жителя, чеченца. Они гнали скот…
— Ах, да где же это было?
— Вы не даете мне сказать, Надежда Захаровна…
— Извините.
— Произошло это якобы под Бамутом, и тогда, в конце апреля, он, по их словам, был еще жив…
— Боже милостивый, да что же, что же тут неутешительного?!
— Три дня назад мы получили сведения из Ростова. Он там, в госпитале…
— В госпитале?! Он что… он ранен?..
Слышно было, как полковник Феклистов вздохнул.
— Там, в Ростове, Надежда Захаровна, у нас лежат неопознанные. Капитана Царевича нашел его сослуживец, тоже военный журналист, старший лейтенант Грунюшкин… Алло!.. Алло, вы слышите меня?..
— Грунюшкин, — чуть слышно повторила Любовь Ивановна Глотова, вот уже несколько месяцев представлявшаяся полковнику Феклистову Надеждой Захаровной Царевич. — Грунюшкин… неопознанные…
Трубка у нее выпала из рук.
— Трупы, что ли? — выходя из будки, растерянно спросила она у первого в очереди.
Пожилой мужчина в шляпе, сверкнув очками, поспешно посторонился…
И в тот же день, то бишь в четверг, 23 мая, как раз в то самое время, когда Василиса говорила с полковником Феклистовым, Борис Базлаев, вот уже трое суток дожидавшийся неведомо чего в пустой московской квартире, не выдержав, позвонил Ашоту Акоповичу.
— Слушай, Микадо, — сказал Магомед, — в чем дело? Что за тайны мадридского двора? На кой ляд я должен торчать у телефона?..
— Тебе сказано ждать, значит, жди, — оборвал его Ашот Акопович, причем сказано это было на чистейшем русском языке и без малейшего намека на акцент, что, замечу, совершенно не удивило его собеседника. — Я тебе говорил: ничему не удивляйся? Ну вот и сиди, не кукарекай!.. Накладочка вышла, — уже спокойней продолжил он. — Вроде обошлось. Гость далекий, дорогой в Москву прилететь должен. Посылочка с ним для Зверя. Вот ее-то, коробулечку маленькую, ты и дожидаешься.