— Под музыку Вивальди?
— А-ха-ха!.. А вы кусачая! Ух, уважаю зубастых!.. Жду!..
— Вот и жди! — в сердцах хлопнула трубку Василиса.
«Спокойно, Глотова, — шумно выдохнув, сказала она себе. — Самое время, похоже, в очередной раз зажмуриться и досчитать… и досчитать до ста!..»
И она опять закрыла глаза и беззвучно зашевелила губами, которые так любил Царевич.
— …девяносто девять… сто! — сказала вслух Любовь Ивановна Глотова и шепотом продолжила: — Это, конечно, самая натуральная паранойя, но, увы, ничего, ничегошеньки поделать с собой не могу!..
И Василиса достала из сумочки записную книжку и, полистав ее, набрала рабочий телефон Грунюшкина в Санкт-Петербурге.
Он снял трубку сразу же. Это было невероятно, невозможно, и тем не менее Василиса застала Грунюшкина в редакции в совершенно, казалось бы, нерабочее время, да еще — в пятницу.
— Дежурный по номеру капитан Грунюшкин слушает вас, — услышала Василиса, и сердце у нее вдруг забилось, во рту пересохло. Она хотела сказать «алло», но вскрикнула вдруг:
— Господи Боже мой!..
— Алло!.. Алло!.. — сказал за нее новоиспеченный капитан, звездочку которому обмывали всей редакцией в среду. — Алло, кто это?
— Это я, Глотова, — спохватилась Любовь Ивановна. — У вас, кажется, есть новости?..
Грунюшкин вздохнул:
— Уж лучше бы их не было, Любовь Ивановна. Ну, в общем, я был в Ростове. Там, в военном госпитале…
— Я знаю, — перебила его Василиса. — Скажите… скажите, вы уверены, что это… Эдик?
— Понимаете… Ну, что значит «уверен». Ах, Любовь Ивановна, там ведь такое… такое месиво… Понимаете, стишок в кармане нашли. В гимнастерке. Листочек такой, на машинке отпечатанный… Ну, в общем, это его стихи. Он нам перед отъездом читал, смешные такие:
За окошком месяц май,
на окошке стынет чай.
Может, это я в Китае
очутился невзначай…
Грунюшкин сбился.
— Как же там дальше… «Эх вы, мои… эх вы, любимые…»
— «Уж вы, милые мои, возвращайтесь, воробьи!..» — упавшим голосом подсказала Василиса.
— Вот-вот! — обрадовался капитан Грунюшкин. — Вот именно: уж вы, воробьи мои!.. Веселые такие стишки!
— Да уж куда веселее… И это… это все?
— Еще, понимаете, часы… Часы мы ему на тридцатилетие дарили. Наши, советские. «Ракета» с Медным всадником на циферблате… На руке, в общем, они оказались…
— Господи! — прошептала Любовь Ивановна. — Гос-по-ди!..
— Алло, алло!.. Вы слышите меня?
— Слышу, — закрыв глаза, сказала Василиса. — Я очень хорошо слышу вас, капитан Грунюшкин… А теперь слушайте меня. Уезжая, Эдик… то есть капитан Царевич, забыл эту самую вашу «Ракету» на столе. Он вечно что-нибудь забывает… В аэропорту я надела ему на руку свои часы — у меня мужские, японские, «Сейко» с автоподзаводом, это я еще когда плавала купила…