Толкин и Великая война. На пороге Средиземья (Гарт) - страница 108

В 11-й батальон Ланкаширских фузилёров отправили донесение о том, что Толкин прибыл на место и ждет указаний. Нервное возбуждение схлынуло, и накатила скука. Теперь Толкин жил на пыльной вершине холма, в лагере для новобранцев 25-й дивизии, и писал письма. Чтобы обойти цензуру, он придумал особый шифр, состоящий из точек, с помощью которого Эдит могла определить его местонахождение, и пока Толкин воевал во Франции, Эдит отслеживала его перемещения на большой карте, повешенной на стену в Грейт-Хейвуде. Толкину выдали противогазовый шлем (мешок из фланели, обработанный химикатами, со стеклами для глаз и клапаном для рта), «жестянку» – недавно ставший обязательным стальной шлем, а также учебную винтовку. Каждый день он в составе колонн численностью более 50 000 человек маршировал к обширному песчаному котловану, именуемому «Ареной для корриды», где его нещадно «испытывали на прочность» вместе с сотнями других офицеров. В те дни, когда не лил проливной дождь, войско возвращалось назад все в белой пыли. Дорога к «Арене» вела мимо бесконечных рядов госпиталей и огромного военного кладбища. Позже Толкин вспоминал, что его видение «чистилищного» лагеря – стихотворение «Подзвездный Хаббанан», – вероятно, возникло именно здесь.

Из острой тоски по дому родилось новое стихотворение, «Одинокий остров», описывающее его переправу по морю из Англии, которой эти строки и посвящены:

О дивный остров мой, морями окаймленный —
Сквозь дымку зноя – отблеск белых скал;
О гроты южных бухт, где по воде зеленой
Прибой со стоном пену расплескал.
О неумолчный шум и голоса волны;
О гребни брызг – прибрежных духов скакуны;
О стаи белых птиц! Прибою вторя,
Конклавы скорбные из века в век
На крыльях моря, голосами моря
Тревожат сетованьем бесприютный брег,
Взмывают ввысь, печально гомоня,
И провожают в дальний путь меня.
Та грань запретная всегда передо мною:
Блеск белых скал – через моря разлук;
Ты венчан славою – под слезной пеленою,
Все дышит музыкой и тишиной вокруг…
Резвились дети здесь в цветах когда-то,
Покуда сходит солнце с небоската,
Когда под перезвон виол и арфы трели
Безмолвно водят фэйри хоровод.
Грущу я по тебе – и гордой цитадели,
Прибежищу бессчетных птичьих стай:
Под вечер с башни колокол поет
И между вязов зов летит из края в край:
О, одинокий остров мой, прощай!

Дж. Б. Смит прислал свои сожаления – по поводу того, что надежды Толкина провести лето с Эдит в Грейт-Хейвуде потерпели крах, и того, что Толкин не присоединится к нему и «Солфордским приятелям»: «Я всегда и везде молюсь за тебя, – добавлял он, – пусть ты выживешь и пусть мы все выживем в нынешнем испытании огнем, не утратив ни наших способностей, ни нашей решимости. Так все непременно обернется к лучшему. А пока на Бога надейся, но порох держи сухим и знай, что еще для троих ты значишь больше, чем их собственное “я”».