А после того хоть потоп. Если прежний бесценный юмор ЧКБО когда-либо и имел возможность преодолеть чинимые препятствия, так этот час для нас настал… Я бы написал больше, да времени нет. И ты в будущем не жди… До свидания, во имя ЧКБО».
В тот же день Роб Гилсон написал отцу и Эстели Кинг, рассказывая о встреченном саде, заброшенном и заглохшем. «Дельфиниум, и колокольчики, и васильки, и маки всех видов и оттенков беспорядочно разрослись и заполонили его»[74]. Это было «одно из немногих по-настоящему прекрасных порождений опустошительной войны. В зрелищах грандиозных и впечатляющих недостатка нет. Ночная канонада красива – не будь она столь ужасна. Есть в ней грозовое величие. Но как же цепляешься за проблески мирных сцен. Было бы чудесно снова оказаться в сотне миль от линии огня». Гилсон обошелся без напутствий. Однажды, промозглой и слякотной ночью, расхаживая между палатками за развалинами Альбера, он признался другу: «Что толку докучать людям прощальными письмами; мы же не блудные сыны. Кто выживет, напишет все, что нужно».
Наступило 1 июля 1916 года; несмотря на рассветную туманную дымку, по всем признакам предстоял чудесный летний день. Все воспряли духом. Позади первой линии траншей, как на картинке из старой книги, застыла могучая конница – готовая устремиться вперед, едва пехота прорвет оборону. Построенные к бою войска значительно выросли в числе со времен потерь под Лосом в прошлом году – армия Китченера, сформированная на волне оптимизма и энтузиазма, втрое превосходила любую рать, когда-либо выставленную Британией. Новоприбывших в Варлуа, где ночевал Толкин, разбудил оглушительный грохот артиллерии – так называемый «ураганный огонь», – на востоке орудия начали утреннюю канонаду. Она продолжалась больше часа, причем под конец неистовство удвоилось. По словам летчика-наблюдателя Королевского авиационного корпуса, глядевшего на позиции Соммы с небесной вышины, «казалось, будто Вотан в приступе ярости колотит в полый мир словно в барабан, и под ударами его сотрясается земная кора».
В тысяче ярдов от немцев Роб Гилсон и его батальон провели ночь в небольшом поместье и вокруг него, в изрытом окопами лесу Бекур, где двумя неделями раньше капитан, приятель Гилсона, попал под разрыв снаряда. Даже здесь, невзирая на непрекращающийся британский обстрел, война казалась бесконечно далекой. Перекликались кукушки, пели соловьи, собаки облаивали орудия; в изобилии цвели садовые и полевые цветы. Легкий дождичек забарабанил по листьям, солдаты подставили шлемы и напились. Быть того не может, чтобы «джеррики»